Аналогичный мир - 2
Шрифт:
— Да, тебя, похоже, пускать не стоит, — улыбнулся офицер. — Для твоей же безопасности.
Эркин, стоя на крыльце, жадно оглядывал лагерь. Длинные приземистые бараки. Похожи на рабские, но с окошками. Там дальше, вроде как котельная, а рядом… душевая, здесь называют баней, да чего он, как дурак, ему же сказали, второй барак справа, это вон тот…
— Новенький, что ли?
Эркин посмотрел на небритого жилистого мужчину в засаленном пиджаке и кивнул.
— Русский, значит, знаешь, — ухмыльнулся тот.
— Да, знаю. А… что?
— А
— Из Джексонвилля.
Эркин спустился с крыльца и на всякий случай переложил ящик в левую руку. Но мужчина был, похоже, настроен мирно и выспрашивал из простого любопытства.
— Один? Отстал от своих?
— Да, — миролюбиво ответил Эркин. Ему здесь жить и заводиться не стоит. — Они в женском бараке, мне сказали.
— Чего-то я там индеек не видел, — мужчина, сомневаясь, покачал головой.
К ним подошли ещё трое мужчин, все в синих куртках угнанных.
— А ты что, в бабском царстве всех знаешь?
— Вроде тебя там как третьего дня выкинули, так теперь и вовсе не пускают.
— Кто у тебя там, парень?
— Жена и дочь, — твёрдо ответил Эркин.
— А чего ж отстал?
— Или бросил да передумал?
— В тюрьме сидел, — ответил Эркин.
Они переглянулись.
— Это за что?
— Сказали: самооборона.
— На Хэллоуин, что ли?
Эркин кивнул, жадно глядя на второй справа барак. Там открылась дверь, и на крыльцо вышла рыжеволосая девушка в брюках и накинутой на плечи серо-зелёной куртке. Даша, Маша? Видимо, у него изменилось лицо, потому что мужчины расступились перед ним. Ему что-то говорили, даже кричали вслед, он не слышал и не понимал.
— Где?! — выдохнул он в лицо всплеснувшей руками девушке.
— Господи, Эркин! Вернулся! Здесь, здесь мы все, идём скорей! Даша я, Даша, господи…
Его обнимали, вели по узкому коридору с множеством дверей, то распахивающихся, то захлопывающихся перед его носом. Гомон, крики…
…Алиса, с утра не гулявшая из-за дождя, сидела на кровати и хмуро слушала шум в коридоре. Конечно, она виновата, выскочила утром в коридор босиком и в одной рубашке, но это же когда было, а мама всё ещё сердится. И даже ушла в прачечную с тётей Машей без неё, а ей велела сидеть в кровати и не выходить. И теперь там что-то такое шумное и интересное, а она не знает. Ну не обидно? Она чуть-чуть покапризничала, а тётя Даша тоже рассердилась и сказала: «Ну и сиди одна», — и ушла, а теперь… Алиса шмыгнула носом от жалости к себе и приготовилась плакать.
Шум всё приближался, распахнулась дверь…
Восторженный визг Алисы перекрыл гомон не хуже сирены воздушной тревоги.
— Э-э-э-эри-и-и-ик!
Эркин поставил, почти уронил на пол свой ящик, шагнул вперёд, и Алиса прямо с кровати кинулась ему на шею. Он обхватил, прижал её к себе. Чьи-то руки снимали с него шапку, расстёгивали, стаскивали куртку. И голоса…
— Ну, надо же…
— Ну, на счастье им…
— Ты смотри, как вышло…
— А девчонка-то не его вроде…
— Да нет, смотри, как
— Женька-то где?
— Побежали за ней.
— Стирает…
— Ты смотри, редко когда мужик к дитю так…
— Да уж…
— Ну, дай им, господи…
Эркин прижимал к себе Алису, уткнувшись лицом в её шейку, и… и вдруг… вдруг на его плечи и голову легли руки, и он не увидел, не почувствовал, а… всем существом своим ощутил — Женя.
— А ну, пошли все отсюда, — скомандовал кто-то.
И снова загудели, стихая, голоса.
— Верно…
— Не цирк, смотреть нечего…
— Пошли, бабы…
Эркин не заметил, как они остались втроём, даже Даша с Машей вышли. Лицо Жени… её глаза… её руки… она плачет.
— Женя, — наконец смог он выговорить. — Женя, прости меня…
— За что? — всхлипнула Женя. — Эркин, родной ты мой, за что?
— Ну и чего плакать? — рассудительно заметила Алиса, вытирая ладошками мокрое лицо Эркина. — Он же вернулся. Мама, Эрик, вы чего?
— Ничего, — Женя ещё раз всхлипнула и улыбнулась.
Потом они сидели на кровати, Алиса у него на коленях, а Женя рядом, положив голову ему на плечо, и молчали, даже Алиса угомонилась. Наконец Женя вздохнула, как просыпаясь, вытерла лицо и встала.
— Алиса, отпусти Эркина.
— Неа, — ответила Алиса, цепляясь за него, но уже не всерьёз, а балуясь.
И Женя попросту сняла её с его колен.
— Давай, одевайся. Тапочки твои где? Эркин, ты…
— Мне сказали… — он прокашлялся, — мне в мужской барак номерок дали.
— Да? — огорчилась Женя, но тут же стала его утешать. — Ну, ничего, в семейном битком, по две семьи в комнате, и это ж на ночь только, а так мы всё равно вместе.
Он кивал, неотрывно глядя на неё. Женя… Женя прежняя. Неужели чудо, и она выжила и… и не заболела, и…
— Женя, — в комнату влетела Маша, — ты достирывать-то будешь? А то там очередь.
— Ой, бегу, — спохватилась Женя. — Эркин, ты пока сходи в свой барак, устройся и приходи. Алиска, оделась?
— Я с Эриком, — заявила Алиса, натягивая пальто.
— Ну, как знаешь. Эркин, ты её на молоко потом отведи, или нет, я сама…
Последние слова донеслись уже из коридора: Женя убежала. Эркин вытер рукавом лицо и встал.
— Ты мне ботики застегнёшь? — спросила Алиса.
Эркин наклонился и застегнул ей ботики.
— Ну вот, — Алиса взяла его за руку. — Идём, я тебе всё-всё покажу.
Эркин мягко высвободил руку и надел куртку, застегнул её, надел шапку. Откашлялся, прочищая горло, и взял свой ящик. Алиса снова уцепилась за его руку.
— Ну, идём.
Они вышли в коридор, и Алиса гордо сказала стоявшей там женщине.
— Тётя Таня, это Эрик. Он вернулся.
Эркин понял, что ему предстоит, и невольно поёжился. Женщина улыбнулась бледными губами.
— На здоровье, деточки.
Из барака они пошли в камеру хранения, где Эркин сдал свой ящик, получив жестяной кружок на шнурке. И отправились на поиски коменданта.