Аналогичный мир - 2
Шрифт:
— Расскажи о нём, Эркин, — попросила Даша.
Эркин кивнул.
— Он… он весёлый был. И смелый. Ему всё нипочём было, — у Эркина перехватило горло, но он справился с собой. Девочки глядят на него и ждут. Он — брат, ему и говорить. — Мы когда на заработки летом ездили, так он в имении первый раз верхом сел, а когда из Бифпита в имение лошадей перегоняли, ну, уже после всего, он хорошо держался, совсем хорошо сидел.
— Он весёлый, — тихо сказала Даша. — Шутил всё.
Они сидели и не спеша пили соки, ели печенье и конфеты. И говорили.
— Да, — кивнула Маша, — он всё обещал принести пояс показать. Призовой. А теперь… теперь уж всё, — она всхлипнула.
Алиса молча сидела и слушала. И не просила, и не хватала ничего. Пила, что ей наливали в стаканчик, и ела, что на тарелку положат.
Заглянула в дверь какая-то женщина.
— Жень, ты моего на молоко не захватишь? Ой, извините, у вас тут…
— Ничего-ничего, — Женя встала, и Маша быстро подала ей с окна чистый стаканчик.
Женя налила немного сока из какой-то банки, взяла тарелку с печеньем и подала женщине.
— Возьми, Муся. Поминаем… деверя моего.
— А-а, — Муся сделала вид, что только-только узнала об этом, взяла печенье и стаканчик. — Ну, пусть земля ему пухом будет. И память ему светлая, — и осторожно пригубила тёмно-красную жидкость, удивлённо посмотрела на Женю, на остальных и выпила.
Когда дверь за ней закрылась, Маша фыркнула.
— Она-то думала, что вино.
— Смешно, — улыбнулся Эркин.
Затрещал фитиль у свечи.
— Это он, — тихо и очень убеждённо сказала Даша. — Он слышит нас.
И все замолчали, глядя на свечу, но она опять горела ровно и тихо.
— Светлая тебе память, Андрей, — сказал наконец Эркин и залпом выпил свой стаканчик.
И снова разговор всё о нём же, об Андрее. Эркин и не думал, что Андрей так часто бывал у девочек. Приходил вечером, приносил сладости, конфеты, сушки, рассказывал всякие истории.
— Он и пел хорошо, — улыбнулся Эркин. — И песен много знал.
Маша и Даша одновременно покачали головами.
— Мы боялись шуметь. Спой, Эркин, — сказала Маша.
Эркин кивнул, поймал тревожный взгляд Жени и улыбнулся ей.
— Я тихо. Как раз от него слышал.
Эркин сам не ждал, что у него выскочит именно эта песня. Он вообще не думал петь.
Снегом белым вся земля укрыта, Прошлое не думай, не вернуть. Снова зазвучит в ночи сирена, Мы уйдём в последний долгий путь.Эркин пел, сдерживая голос, но было так тихо, что он понял: его слушают и там, за стенами. У девочек расширены глаза, Женя прижала пальцы к губам. Он вдруг подумал, что никогда не пел Жене, что мог бы и другое что выбрать, но песня, сцепленные намертво друг с другом слова, уже не отпускала его. И лицо Андрея, подсвеченное ночным костром.
…МыИ только допев, Эркин как-то ощутил, что народу в комнате прибавилось, и увидел, что дверь открыта, а в проёме стоит комендант, а за его спиной толпятся люди. Эркина сразу обдало холодом, даже затылок заболел. Неужели… Но комендант молча смотрел на них. Женя налила в стаканчик сока и протянула ему. Комендант кивнул и взял стаканчик.
— Светлая ему память.
Выпил и ушёл. Не взяв ничего из еды. И даже не сказав, чтобы не забыли погасить свечу.
Свеча горела долго. Иногда в комнату заглядывали, и Женя наливала и угощала. Наконец, всё съели и выпили. Женя раздала печенье с тарелки Андрея.
— За него.
Осталось одно, круглое в белой глазури. Маша кивком показала на него.
— Птицам?
— Да, — кивнула Даша. — Так всегда делают.
— Эркин, — Женя взяла стаканчик Андрея, — погаси свечу.
Эркин наклонился и коротким выдохом задул пламя.
— Надо на землю вылить и птицам раскрошить, — сказала Маша.
— Да, — кивнула Женя. — Но это на могиле надо. А здесь… Сок выпьем. Каждый по глотку. За Андрея. И печенье так же.
— Да, — кивнул Эркин. — Так будет хорошо.
И вот Женя и девочки всё убирают со стола, суетятся, бегают ополаскивать стаканчики. Заглянула какая-то женщина и робко спросила Женю, что если не нужно, то не даст ли она вон ту баночку, и Женя отдала ей банку с нарисованным ананасом.
Эркин опять сидел в углу у двери, и Алиса, необычно тихая и серьёзная, устроилась у него на коленях. Но когда желающие обзавестись банками пошли косяком, она не выдержала.
— Мама, а коробочки?!
— Твои, твои коробочки, — отмахнулась Женя, снимая с тумбочек салфетку.
Эркин пересадил Алису на кровать и встал. Глядя, как он чуть ли не одной рукой поднимает тумбочки, расставляя их по местам, Маша рассмеялась.
— А мы-то мучились, ворочали их.
Рассмеялась и Женя, и Эркин понял: поминки закончились. Как сказал ему вчера вечером Грег? Живой должен думать о живых. Так. И только так.
Убрав в комнате и расставив стаканчики сохнуть на подоконнике, они вышли из барака во двор. Уже темнело, и у столовой собиралась обычная толпа. Эркин глубоко, всей грудью вдохнул холодный вечерний воздух и выдохнул. Алиса висела у него на руке.
— Женя, — Эркин, как просыпаясь, оглядывал двор, разгорающиеся над дверями и в окнах бараков лампы. — Ужинать пойдём?
— Ой, ну, совсем не хочется, — засмеялась Маша.
— Алиска, хочешь есть? — спросила Даша.
— Не-а, — замотала головой Алиса.