Аналогичный мир - 2

Зубачева Татьяна Николаевна

— Подожди, Джинни. Опять слишком быстро. Ну-ка, медленнее и по порядку.

— Ах, мамочка, да один год работы у Кренстонов даст мне… даст мне такие возможности…!!! — Джинни даже задохнулась на мгновение и продолжила чуть спокойнее, но с энтузиазмом. — А работа совсем не сложная. Правда, мальчику пять лет, а девочке уже девять, но бедняжка глуповата, так что я смогу заниматься сразу с двумя. И жить буду у них в имении, на полном обеспечении. Ну и зарплата, конечно. Мамочка, ты согласна?!..

…И, конечно, она согласилась. Кренстон — известная фамилия. И работа домашней учительницы вполне достойна и прилична. Отличное место для девушки, только-только закончившей

колледж. Даже со всеми мыслимыми наградами, отличиями и степенями. Даже знаменитый на всю Империю, единственный такого уровня, Крейгеровский. Она согласилась, подтвердив контракт, ведь Джинни считалась ещё несовершеннолетний и родители имели право аннулирования. И Джинни через два дня уехала в Вальхаллу, графство Эйр, родовое имение Кренстонов. И писала ей такие оптимистичные, такие… счастливые письма. В одном письме проскользнуло упоминание о Хэмфри, младшем брате леди Кренстон, что тот был очень мил и приветлив с Джинни, восхищался её умом и преданностью работе. Конечно, это был не тот круг, ни о чём серьёзном и речи быть не могло, другой уровень, а все белые равны только в церкви и только перед Богом, но… но ей, конечно, было приятно. И радостно за Джинни. И страшно. Потому что всё катилось к концу. И конец был ужасен. Даже думать об этом невозможно. Да, она всё понимает. Леди Кренстон в первую очередь заботили её дети, у мистера Кренстона своя семья, каждому только до себя, и всё рушится, но… но так хладнокровно, так цинично бросить молоденькую девушку, фактически девочку, на расправу рабам, этим зверям, вырвавшимся на свободу… Бедная Джинни. Только подумаешь и сразу холодеешь. От ненависти.

Норма решительно встала. Пора спать. Они приняли решение. Всё это отныне должно стать прошлым. И думать об этом больше нечего.

Как обычно, она сначала зашла в комнату дочери. Джинни спала, разметавшись на постели, совсем как в детстве. Норма осторожно поправила ей одеяло, полюбовалась тихой улыбкой на лице её девочки и ушла в свою спальню. Обычный вечерний ритуал, ставшие бездумно автоматическими движения. Уже сидя на кровати, Норма в последний раз провела щёткой по волосам, положила её на тумбочку, поправила фотокарточку Майкла. Единственную уцелевшую. Они сфотографировались в день свадьбы. Её фотографию Майкл взял с собой, и она погибла вместе с ним. А те, что хранились в семейном альбоме… нет, не стоит об этом. Норма выключила свет и легла. Заявление у них приняли. Разумеется, дом они продадут. Мебель и б ольшую часть вещей — тоже. Перевозка обойдётся слишком дорого, да и неизвестно, как они устроятся с жильём на новом месте. Деньги в этом плане надёжнее. Конечно, жаль вещи. Особенно те, которые покупались и выбирались вместе в Майклом, но… но это только вещи. Не больше, чем вещи. На новом месте всё заново, всё новое.

Норма закрыла глаза и заставила себя заснуть.

* * *

Ночью в госпитале совсем тихо. Тише, чем в тюрьме. И просыпаясь вдруг ночью, Чак лежал без сна и слушал эту тишину. Под его плечом пластина с кнопкой. Это парни придумали на ночь подсовывать её так, чтобы он, повернувшись набок, мог нажать кнопку и вызвать их. Не нужно ему, чтобы они сидели у него в палате всю ночь напролёт. Пусть они там, в дежурке, занимаются своими делами, а он… он сам по себе. Ладно. Парни хлебнули своего, он — своего, каждый горел по-своему. Парни говорили, что когда кончаются боли, то на всё уже плевать и жить неохота. Да, он помнит эти тряпочные, безвольно катающиеся под ударами тела. И ждал, когда и у него это начнётся. Но нет. Только усталость. Руки совсем не болят и не чувствуют ничего. И не шевелятся. Только если

на массаже парни нажимают ему на точки. А толку… таблетки, уколы… он не спорит, не сопротивляется. Но ему не всё равно, просто таблетку засовывают прямо в рот, а шприц ему не выбить. Так что… кормят, не бьют, ничего не требуют, не жизнь, а лафа, только от этой лафы выть хочется.

— Чего не спишь?

Чак поднял на вошедшего глаза, чуть дёрнул углом рта в улыбке.

— Ты чего? Я тебя не звал.

— Я не мертвяк, — усмехнулся Крис, — от меня этим не избавишься, — и уже серьёзно: — Шёл мимо, слышу: не то дыхание.

— Слушал? — прищурился Чак.

— Слышал, — твёрдо поправил его Крис. — Болит что?

— Ни хрена мне не болит, — тоскливо ответил Чак.

Синий свет из коридора через верхнюю часть двери освещал палату. Крис переставил стул и сел на него верхом, положив руки на спинку.

— «Чёрный туман» — страшное дело, — голос Криса звучал ровно, без этого, выводившего из себя участия.

И Чак спросил:

— Ты долго горел?

— Долго, — кивнул Крис. — Думал: загнусь, — и улыбнулся воспоминанию. — На врачей с кулаками лез. Хотел, чтоб пристрелили.

— И как? — с интересом спросил Чак.

— Как видишь, — тихо засмеялся Крис. — Живой.

— Слушай, — вдруг попросил Чак, — вытащи ты эту хренотень из-под меня. Шевельнуться боюсь.

Крис протянул руку и забрал кнопку, положил на тумбочку.

— Гэб как, не загорелся ещё?

— Сходишь к нему завтра, сам посмотришь.

Чак покачал головой.

— Не пойду. Опять сцепимся.

Крис кивнул.

— Слушай, понять не могу, чего вы поделить не можете?

— Сам не знаю, — усмехнулся Чак. — Слушай, а у тебя как? Ну, паралич, остался?

Спросил и затаил дыхание: вдруг Крис подумает, что в насмешку спрашивают. И тогда всё. Ведь что не по ним, просто встают и уходят. Но Крис ответил так же спокойно и серьёзно.

— Трахаться не могу, а остальное в норме.

— И… и не хочется? — осторожно спросил Чак.

Крис строго посмотрел на него, но заставил себя улыбнуться.

— Веришь тому, что беляки про нас трепали?

Чак почувствовал, как щекам стало горячо от прилившей к ним крови, прикусил губу, пересиливая рвущееся наружу ругательство. И неожиданно для самого себя вдруг сказал:

— Про нас тоже много врали. Думаешь, житуха наша слаще была?

Крис пожал плечами.

— Тебя во сколько отсортировали? Ну, в палачи.

Чак сердито дёрнул головой.

— Ты… ты хоть знаешь, по правде, кто мы? Мы — телохранители. Защищать должны. Ну, если лезет кто с ножом там или с пистолетом, вырубить его, стервеца, на хрен, чтоб не трепыхнулся. А ты… палачи, палачи, заладили! А вы…

— А мы для удовольствия, — кивнул Крис. — Ублажить, приласкать, ну, а дальше что? Вам на тренировку?

— А как нас кончали, ты знаешь? — Чак на мгновение крепко зажмурился. — И ладно бы если за дело. Ну, руку сломал или заболел, ну, это уж положено, а то… узнал, увидел, понимаешь, слишком много, или скажем…

— Убил не того, — закончил за него Крис.

— Это-то как раз ничего, — досадливо катнул голову по подушке Чак. — Без приказа, оно, конечно, но выкрутиться можно. А то… и того, на кого указали, и как велели, ну, всё по приказу сделал, а всё равно… финиш.

— А говоришь, не палач, — усмехнулся Крис. — По приказу убивает кто?

— А трахает по приказу кто? — язвительно спросил Чак. — Ну, ты без приказа хоть раз с бабой был?

Крис очень серьезное смотрел на него.

— Меня отобрали в спальники в пять лет. А тебя… скольких ты убил до той сортировки?