Аналогичный мир - 2
Шрифт:
— Ему не надо халявы. Вот так, Миша.
— Ты смотри, какой парень! — Михаил Аркадьевич восхищённо покачал головой. — Да, с семьёй ты ему помог?
— Он сам себе помог. На одной руке девчонка лет так шести висит, за другую его молодка держит, следит, чтоб не увели. Те ли, или новую завёл… Но, похоже, всё у него в порядке.
— Не говорил с ним? Ну, о втором?
Бурлаков покачал головой.
— Парень как мина на взводе. Неосторожно тронь — взорвётся. Покалечит и себя, и окружающих. Пусть осядет на место, успокоится, адаптируется… и уж тогда. Попробую. Может, какую-то
Михаил Аркадьевич кивнул.
— Понятно. Интересно, очень интересно.
— Когда ты говоришь, что интересно… Будете опять парня дёргать?
— Нет, успокойся.
Бурлаков подровнял ладонями бумажную стопку.
— Есть у меня к тебе просьба, Миша. Архив СБ у тебя полностью?
— Да, спасибо, твои чисто сработали, взяли нетронутым. Твоё досье?
— Да. И дело семьи. Хочу забрать фотографии и уцелевшие вещдоки. Больше ничего не осталось.
— А дом?
— Там живут другие. И пусть живут.
— Понятно. Конечно, забирай. Мы уже сталкивались с таким, механизм давно отработан. Пиши заявление, и девочки тебе подберут. Можешь забрать всё дело. В копии, конечно.
— Угу. И перечитывать протоколы Римминых допросов. С указанием степеней и форм воздействия.
— Да, извини.
Бурлаков ещё раз перебрал стопку, укладывая бумаги в нужном ему порядке. Михаил Аркадьевич молча ждал.
— Вот так, Миша, — Бурлаков убрал бумаги в портфель. — Сейчас поеду дальше. Комитет, лекции, университет открытый налаживать.
— Не велик воз?
— Чтобы меньше думать и вспоминать, Миша, в самый раз.
— Где обоснуешься? Вернёшься в столицу?
— Скорее всего. А вообще-то ещё не думал. Я в одном региональном хорошую фразу услышал. Раз выжили, то и проживём, — Бурлаков улыбнулся и встал. — До встречи. Да, как всегда, постскриптум. Видел двоих из твоих протеже. Алова и Чернов. Помнишь их?
— Ещё бы, — встал и Михаил Аркадьевич. — Ну и как?
— Чернов женился, впрягся в семейный воз и, говорят, доволен до потери сознания. Ну, там целая история, на досуге расскажу. Из общего контингента он не выделяется. Алову масса не приняла, но, судя по всему, те, от кого она спасалась, отстали. Инцидентов, серьёзных, нет. А у Чернова вообще без конфликтов.
— Рад за них, — искренне ответил Михаил Аркадьевич.
— Я тоже. Ну, вот теперь, до свидания.
— До свидания, Игорь. Бумаги все…
— Будут тебе бумаги. Перепечатанные, с красивыми таблицами, графиками и прочим.
Они обменялись рукопожатием, обнялись, и так — в обнимку — Михаил Аркадьевич проводил Бурлакова до двери. Потом вернулся к столу и взял свой листок с нарисованной загогулиной, быстро пририсовал ей крылья, смял бумагу и бросил в пепельницу, поднёс спичку. Листок догорал, когда в кабинет вошёл Никлас и встал рядом.
— Обидно.
— Да, — сразу понял его Михаил Аркадьевич. — Но хотелось бы всё-таки разобраться. Вы помните Ларри?
— Напишите ему, — сразу ответил Никлас. — И посмотрим, разрешат ли ему принять вас у себя дома. Дом ли это для Ларри? И если да…
— Будет интересно, — кивнул Михаил Аркадьевич. —
— Жариков выводит его в разряд жертв. Как и телохранителей, — спокойно ответил Никлас.
— Вы не согласны? — быстро посмотрел на него Михаил Аркадьевич.
Никлас молча пожал плечами. Михаил Аркадьевич тщательно размял содержимое пепельницы в пыль и вытряхнул её в корзину под столом.
— Это будет ещё долго болеть.
— Да, я отлично понимаю реакцию Мороза. Это тот индеец.
— Я понял, — кивнул Михаил Аркадьевич.
— Удачно ещё, — улыбнулся Никлас, — что парень не встретил никого из бывших хозяев или надзирателей. Пришлось бы его судить за убийство.
— Да, — Михаил Аркадьевич подмигнул, — будем надеяться, что зимой и в Хэллоуин парень отвёл душу и на этом успокоился.
Никлас негромко рассмеялся и кивнул.
— Отвести душу всегда приятно.
— Да, — вздохнул Михаил Аркадьевич, — разумеется, это удача. А теперь…
Он взял оставленные Бурлаковым листы, а Никлас раскрыл свой блокнот и приготовился записывать.
Перед рассветом Норма задремала. Их последняя ночь в этом городе, в своём доме. Такого Дня Благодарения ещё не было. Она всегда старалась сделать праздник настоящим, а в этот раз… Ни индейки, ни праздничного пирога. И не до того, и Джинни против, да и дорого. Харленд обещал принести деньги в восемь. Поезд в восемь тридцать, они успеют. Вещи уже собраны. Два чемодана с одеждой и самыми необходимыми мелочами, сумочка с деньгами и документами и сумка Джинни с книгами и кое-какими тетрадями. Девочка уверена, что русские разрешат ей работать учительницей. Разубедить Джинни невозможно, и пытаться не стоит. Джинни упряма. Как Майкл…
— Мама, — ворвался в сон голос Джинни.
Норма вздрогнула и открыла глаза.
— Что, Джинни, что случилось?
— Уже семь часов, мама.
— Да, конечно.
Норма откинула одеяло и села на кровати. Джинни, румяная, весёлая, её девочка…
— Я поставила кофе, мама, и сделала сэндвичи. И сейчас, и в дорогу.
— Да, Джинни, ты молодец.
— Вставай, мамочка, жду тебя на кухне.
— Хорошо, Джинни, я сейчас.
Норма встала и пошла в ванную. Уложив вчера все вещи, спали они сегодня без ночных рубашек. Как — Норма улыбнулась — да, как в молодости, когда Майкл и она обживали этот дом. Она не знает и, наверное, никогда не узнает, где похоронен Майкл, не увидит его могилы. Этот дом хранил память о Майкле, да, теперь Майкл умрёт опять, уже навсегда, уже…
— Мама!
— Иду, — откликнулась Норма, выключая воду и тщательно вытирая лицо. Не надо, чтобы девочка видела её слёзы.
Они пили кофе в полупустой и уже какой-то нежилой кухне. И тишина в доме была не обычной утренней, а мёртвой. Мёртвая тишина брошенного дома. Допив кофе, Джинни сложила сэндвичи в аккуратный мешочек для завтраков, с которым ходила ещё в школу. Сэндвичи, два апельсина, пакетик конфет.
— Ну вот, мама, — Джинни собрала и вымыла чашки. — Мы уже готовы?
— Да, — Норма заставила себя улыбнуться.