Аналогичный мир - 2
Шрифт:
— Найдж, про английский не забудь.
— Я арифметику сначала.
— А потом скажешь, что устал, и опять будешь глазами на уроке хлопать.
— Оставь его, Мет. Охота ему дураком выглядеть — его проблема.
— И то правда.
Найджел промолчал и раскрыл учебник. Ну, почему всё такое простое и понятное, когда говоришь, становится сложным и непонятным, когда пишешь? Кто только всё это напридумывал? Ну, как нарочно намудрил.
Роберт читал географию, придерживая пальцем строку. Метьюз решал арифметику, аккуратно выписывая цифры. Конечно, можно было записаться на первую ступень. Только читать, немного писать и считать. И всё. За пару месяцев можно уложиться. Ходишь, пока не научишься. Но они пошли на полный трёхлетний курс. Чтобы иметь документ. Сначала ходили по очереди, а теперь завелись, втроём ходят, пропускают, конечно, но только тогда, когда совсем иначе не получается. Они ведь не по найму, где отпахал положенное время и гори там всё синим огнём. Своё дело
Найджел дописал фразу и стал проверять, сверяя написанное со словарём. Конечно, их здорово выручало то, что считать ещё в питомнике выучились, только с умножением проблемы, а в английском помогала зрительная память. Надо три раза написать слово правильно, ну, если трудное, то строчку, много две, и всё. Больше не путаются. Метьюз закончил решать задачи, отодвинул тетрадь по арифметике.
— Найдж, английский нужен?
— Нет, я со словарём, — ответил Найджел, не поднимая головы.
Метьюз подтянул к себе учебник и стал писать. Роберт, положив обе ладони на раскрытый учебник, поднял к потолку глаза и повторял прочитанное, беззвучно шевеля губами.
В кухне тепло, приятно пахнет кофе. За окнами шумит в деревьях ветер. Зима, холодно, а их это уже не касается. У них есть дом, работа. И самое главное — они не одни, их трое. Они — семья. Они не говорили об этом, не вспоминали, но помнили…
…В тёмной вонючей трубе они сидели долго. Задыхаясь от вони, дрожа от холода, теряя сознание и приходя в себя. И наконец один из них прохрипел:
— Не могу. Выползаем.
Извиваясь, обдираясь о шершавые стенки, вылезли. Грязные, перепачканные… Было уже темно. Распределитель догорал, повсюду валялись трупы. Не сговариваясь, даже ни о чём не спросив друг друга, они молча ушли, убежали. А потом долго брели, сгибаясь под холодным сырым ветром. И один из них упал. Двое подняли его и повели, поддерживая с двух сторон. И даже не поняли, не заметили тогда, что нарушили вбитую с питомника заповедь: не помогать, не трогать другого без приказа. И потом, когда они лежали в каком-то сарае, прижавшись друг к другу, даже не посмотрев: элы или джи… Имена они взяли себе гораздо позже, уже перегорев. А тогда Роберт был просто Чёрным или Большим, Метьюз Серым — обычное прозвище мулатов, а Найджел — Младшим, Мальцом. А вот когда набрели на то пустое, но не разрушенное имение, нашли кладовку и, скинув тонкую изорванную паласную форму, натянули простые рабские штаны и рубахи, подобрали сапоги, куртки, шапки, даже портянки… Да, здесь тоже всё было раскидано, поломано, загажено, но их-то всего трое, так что им хватило. И нашли никем до них не замеченную чуть-чуть только погрызенную с угла мышами буханку рабского хлеба и собрали с пола немного крупы, смогли найти спички и развести в камине разгромленной гостиной огонь и сели перед ним, жуя хлеб и крупу и медленно согреваясь. Вот тогда посмотрели друг на друга и увидели. Что Малец джи, а Большой и Серый — элы… И не убили джи, хотя их двое, и они старше. Но Найджел помнил, как, поймав на себе внимательный взгляд Большого, понял, что узнан, и обречённо сжался в комок, ожидая удара. И как после долгого, очень долгого молчания Серый сказал:
— Не дрожи, Малец. Мы вместе.
Он поднял глаза и увидел, что Серый протягивает ему руку. И ответным жестом подал свою. И, когда они переплели пальцы, в их рукопожатие вплелись пальцы Большого. И они стали вместе, втроём. И Метьюз помнил, как шатаясь и вскрикивая от боли, Малец выходил из сарая, где они отлёживались в горячке, приносил в пригоршнях снег и стаивал его им в горящие высушенные горячкой рты, ему и Большому. Как потом Малец лежал неподвижно в «чёрном тумане», ко всему безучастный, а они зажимали его с двух сторон, согревая своим теплом. Им повезло. Что в «чёрный туман» по одному уходили и потому смогли отогревать друг друга по очереди. А то бы так и замёрзли…
…Найджел тщательно переписал слова с ошибками и решительно отобрал у Роба учебник географии.
— Ты уже наизусть всё выучил. Давай английский.
Роберт помотал головой, словно просыпаясь.
— Ладно. Мет, закончил?
— Возьми арифметику, — буркнул, не поднимая головы, Метьюз.
Роб кивнул. Когда все делают одно и то же, то так и получается. То помогаем, то мешаем. Но глупо покупать три комплекта учебников, когда учатся в одном классе. Тетради — дело другое. Вот школа хоть и бесплатная, а всё равно расходы. Тетради, учебники, карты, ручки с карандашами, даже одежда, чтобы ходить на занятия. Но и оставаться неграмотными нельзя. Они же не грузчики с товарной станции и не пастухи, им мало уметь расписаться и прочитать название улицы. Это-то понятно.
— Роб, очнись.
— Я не сплю. Сделал, Мет?
— Сейчас. Держи. Найдж, дай географию.
— Подожди. Я не дочитал. Возьми пока словарь.
— Кофе поставлю. Глотнём ещё на ночь.
— Ага, Мет. Спасибо.
К шуму ветра за стёклами и шелесту страниц прибавилось уютное сопение кофейника. Они читали, писали, передавали друг другу книги. Найджел дописал арифметику и собрал тетради, свои и братьев. Метьюз дочитывал географию. А Найджел
— Я сейчас.
— Давай, а то стынет.
Тетради и учебники они держали в одном из нижних ящиков письменного стола. Пока помещаются, а дальше видно будет. Потом пили кофе, обсуждая, что завтра в школу пойдут втроём, а… да нет, ничего такого у них пока нет.
— А уголь?
— А чего уголь, уголь есть. До февраля хватит.
Как всегда, перед тем, как лечь спать, Роберт обошёл дом, спустился в подвал, проверил все запоры. Он любил эти минуты, чувство… собственности. Это его дом. Наверху спят его братья. Не будь их, и жить бы было незачем. Он и из «чёрного тумана» встал только потому, что они рядом были. Потому что понял: не встанет он, так они замёрзнут рядом, но не бросят его, не уйдут. И встал. Их шатало от голода, по-настоящему ветром шатало, но они были втроём, заодно. И смогли добыть еду, а потом и работу.
Когда Роберт поднялся наверх, всюду уже было тихо и темно. Не зажиная света, он прошёл на кухню, быстро проверил краны, плиту. А то мало ли… И уже спокойно пошёл спать.
Найджел услышал, как лёг Роберт, и успокоено вытянулся под одеялом. Всё в порядке, можно спать.
Мерно стучат колёса, привычно дрожит под ногами пол. В вагоне сразу и холодно, и душно. Окна сильно запотели, и только по тому, что из синих они становятся серыми, можно догадаться о наступлении дня. Жёсткие скамьи с высокими — сидишь и лопатками упираешься — спинками перегораживают вагон, оставляя узкий проход посередине. На скамьях тесно, люди сидят вплотную друг к другу. И так ехать три часа. Но другого поезда на Загорье нет. Так объясняли в ижорском Комитете, и, судя по набитому битком поезду, так оно и есть. Но ничего, совсем немного осталось.
Эркин покачивается в такт толчкам и рывкам, не открывая глаз и чутко прислушиваясь к окружающему, готовый в любой момент встать на защиту Жени, Алисы и их вещей. Эти дни от Иванькова до Ижорска достались ему нелегко. В Иваньково они приехали рано, к тому же в воскресенье, а поезд на Ижорск вечером. Вот так и получалось, что две ночи в поезде. Талоны в столовую им дали, вещи они сдали в камеру хранения, но погулять не пришлось: холодно. Женя с Алисой остались в Комитете, а он пошёл искать себе шапку. Воскресенье, магазины не работают, на привокзальной толкучке — Эркин уже запомнил это слово — шапок не было. Красноносый уже пьяный небритый старик предлагал ему за опохмелку свою облезлую развалюху. Но Эркин боялся вшей: подцепить легко, а вывести трудно — и отправился на поиски рынка. Пока нашёл, уши так замёрзли, что пожалел об отказе от покупки в Новозыбкове вязаной. На рынке шапки были. И вязаные, но дороже, чем в Новозыбкове, и ушанки. Эркин пошпыняли немного, что, дескать, плохой он охотник, раз шапку покупает. Но шпыняли необидно и явно только для смеха, он и смолчал. Выбрал ту, что подешевле, но крепкую, малоношеную, осмотрел, проверяя, надел и расплатился. Мех совсем почти не вытерт, только на затылке, где сгиб, маленькая пролысинка, но это мех такой, непрочный, сказали ему, кролик, цигейка лучше. Были там и цигейковые, но намного дороже, да и что это за такой зверь — цигейка — непонятно и потому лучше не рисковать. А к пышным рыжим и серым из лисьего и волчьего меха он и прицениваться не стал. Тут и дураку с первого взгляда всё ясно. Он ещё немного походил, поглазел, запоминая цены. В тёплой шапке и варежках и по снежку пройтись неплохо. И обратно шёл было не спеша, пока вдруг не сообразил: Женя-то волнуется, он же сказал, что у вокзала себе шапку посмотрит, а сам-то… и рванул бегом. Прибежал — Жени с Алисой нет. Пометался тогда, совсем голову потерял, а они в читальне комитетской сидели. И потом… не одно, так другое. Суета, путаница, холод и духота. В поезде им дали опять два места, но оказались боковые, а вагон был пьяным и шумным. Когда очередной загулявший уж очень нахально споткнулся, едва не упав на уже лежавшую Женю, Эркин не выдержал. Спрыгнул с полки и взял того за грудки.
— Шатает тебя, да?!
Тот забазарил, что он кровь проливал, а всякие отсиживались, а теперь чего-то там смеют… До серьёзной драки не дошло, но всё равно… Хорошо ещё, что после первой же большой станции — Ставрово, вроде бы — народу стало поменьше, и удалось, договорившись с проводником, перебраться с боковых в отсек к двум пожилым женщинам. Убедившись, что здесь никто Женю не обидит, Эркин залез на верхнюю полку и заснул. Ту-то ночь он не спал, так и просидел, в ногах у Жени, оберегая от шляющихся мимо взад-вперёд гуляк. Вторая ночь стала чуть поспокойней. Вагон хоть и гулял по-прежнему, но их не беспокоили. А потом проводник привёл в их отсек перепуганную и какую-то взъерошенную девчонку лет семнадцати. Меняться с ней местами Эркин не стал, а уступил свою полку и сел опять в ногах у Жени. Затылком упёрся в стену, ноги вытянул, перегораживая ими проход, и так продремал до утра. И сам не выспался, и Жене было неудобно. А в Ижорске было то же, что и в Иванькове. С вещами в Комитет, отметили маршрутный лист, поели по талону в вокзальной столовой и стали ждать поезда. Ну вот, три часа осталось, или сколько они уже едут?