Аналогичный мир - 3
Шрифт:
— Если искать, то всё найдёшь, — ответил Саныч.
Эркин кивнул. Конечно, надо учиться. Сам всё знал и понимал, и… и как будто держало что-то. Страх какой-то. Нутряной, глубинный, что даже думать неприятно.
И снова ветер, лёгкий снег, тающий на щеках и губах, белый свет, тускло блестящие серым металлом контейнеры с красными значками.
— Мороз, этот десяток на ту платформу.
— Эти? — он, уточняя, обводит рукавицей кучку контейнеров без букв и цифр с непонятными значками.
— Да. Только аккуратнее.
— Как стекло?
— Ещё легче.
— Понял.
Он
— Чего смотришь?! Ты…! Им же под снегом нельзя!
И он бежит за следующим. А Ряха готовит место, расправляя и вымеряя тяжи. «Потому, видно, и поставил Медведев их вдвоём, чтоб толкотни не было», — на бегу сообразил Эркин. А на платформе уже, кроме Ряхи, Антип и Серёня ставят и свинчивают, скрепляют трубчатый каркас. И Антип, топорща рыжую бороду, рычит на Серёню, а тот, шмыгая носом, отругивается. Похоже, вроде Кольки — руки только вместе с языком работают. И ещё… и ещё… и ещё… один ряд уже выставлен и с той стороны на каркас надевают деревянные щиты. Последний контейнер Эркин вкатывает в уже готовый вагон, внешне неотличимый от прочих. Двое мужчин в пальто поверх белых халатов и третий в форме проверяют крепления, сверяют значки на контейнерах со своими бумагами. Падают на снег сходни, ставится последний щит, звякая декоративным замком, Медведев и Саныч закрепляют стыки щитов, залепляя их какой-то массой, похожей на мастику, и тот, кто в форме ставит на мастику штампы…
Медведев махнул рукой в сторону пыхтящего паровозика.
— Выкатывай! — посмотрел на работавших на этой платформе и улыбнулся. — Вам всё. Валите в бытовку.
— Во, это дело! — расплылся Серёня.
И только тут Эркин почувствовал, как устал. И ведь не скажи, что такие уж тяжёлые, не тяжелее обычного, а устал. У Ряхи сизые замёрзшие руки, он не верещит, бредёт молча, волоча валенки и сгорбившись. И Антип явно устал. И Серёня молчит. Так что он не один такой, уже легче.
До бытовки они дошли молча и, не сговариваясь, сразу сели к столу. Ряха даже шапки не снял. Но Эркин, чувствуя, как стремительно тяжелеет от усталости тело, заставил себя встать, снять и повесить на вешалку ушанку и куртку, сцепил на затылке руки и потянулся, выгибаясь, качнулся телом вправо, влево, по кругу…
— Ты это чего, а? — удивлённо спросил Серёня.
Не зная, что ответить, Эркин неразборчиво буркнул себе под нос и потянулся ещё раз.
— Это он танцует так, — подал голос Ряха. — Во-ождь…
Эркин удивлённо посмотрел на Ряху через плечо, и тот сразу замолчал. По-прежнему стоя к остальным спиной, Эркин прогнал по телу волну — благо, под рубашкой не заметно — и вернулся к столу.
— Слушай, это… гимнастика такая, да? — не отставал Серёня.
Эркин неопределённо пожал плечами и посмотрел на часы.
— Полчаса осталось.
— Нам всё уже, — Антип, тяжело опираясь на стол, встал, перекрестился на икону в углу. — Слава тебе, Господи, прожит день.
Помедлив, Эркин кивнул. В самом деле, старшой сказал, что им всё, так что вряд ли новую работу даст. По коридору затопали, ив бытовку ввалились Колька и Петря с Миняем.
— А вы чего сидите?
— Мы думали, они уж дома чай пьют, а они тут ещё валандаются.
— Пошабашили, что ли? — спросил Антип.
— Ага, — Колька зазвенел ключами у своего шкафчика. — Ща остальные подвалят.
Эркин встал и тоже открыл свой шкафчик, стал переодеваться. Пока тянулся и сидел, нижняя рубашка впитала в себя пот, но он всё же, как и вчера, разделся до пояса, взял полотенце и пошёл к раковине обтираться.
— Смотри, застудишься, — сказал Миняй.
— Это когда Мороз холода боялся? — засмеялся Колька.
— А настоящих холодов ещё и не было, — с ходу вступил в разговор Геныч.
— Ну да, — согласился Антип. — Мягкая зима нонеча.
Раньше Эркин на такие разговоры дёргался, но сейчас, зная, что тёплой одежды у них навалом, а если что, то и прикупить не проблема, он спокойно обтёрся холодной водой и вытерся насухо. В бытовке собралась уже вся бригада. Эркин протолкался к вешалке, забрал свои курку и ушанку, оттуда к шкафчику и стал переодеваться.
— Мужики, подкинут нам на Рождество?
— Ёлочные-то? Должны.
— Хорошо бы в пятницу.
— А на Победу ни хрена не дали.
— Тебе самой Победы мало?
— Спорим, в получку дадут?!
— Это уж под Новый год выйдет.
— А не по хрену тебе когда?
— Э-э, нет. Под Рождество «ёлочные», а под Новый год получку и…
— Губы закатай, а то вон, по полу уже шлёпают.
— Ага! Ща отдавим, х-ха!
— И две пятницы пить будешь?
— А чё ж не выпить, коли есть на что!
— Ёлочные — это что? — тихо спросил Эркин переодевавшегося рядом Кольку.
— А премия под Рождество, — ответил тот. В прошлом году, говорят, сотню выдали.
— Это с победными вместе, — вмешался Петря. — Ох, и гуляли-и…
— Ага, — засмеялся кто-то. — Земля тряслась, небо рушилось.
Эркин кивнул. Премия — это, конечно, хорошо. Он натянул джинсы, обулся в бурки, застегнул и заправил в джинсы ковбойку, проверил, на месте ли рукоятка. И поймал внимательный взгляд Кольки. Ну да, конечно, ремешок все заметили. Он улыбнулся, достал из кармана рукоятку и на ладони показал её Кольке.
— Талисман, что ли? — неуверенно спросил Колька.
Эркин свёл брови, вспоминая, что это значит, и спросил:
— А что такое, та-ли-сман?
— Ну-у, — замялся Колька, — ну, как это…
К их разговору прислушивались, и, когда Колька беспомощно оглянулся на остальных, к нему сразу пришли на помощь. Наперебой стали на все лады объяснять Эркину. Выслушав всех, он кивнул.
— Понял. Да, наверное, так и есть.
Может, если б его спросили сейчас, он бы рассказал про Андрея, но не спросили, а сам он говорить не стал.
Дружной, весело гомонящей толпой — свалили смену, теперь на отдых — расхватали табельные номера, а уж у проходной толпа побольше. Вывалились на улицу и как-то почти сразу разошлись кто куда. Эркин пошёл с Миняем: оба с «Беженского корабля».