Аналогичный мир - 4
Шрифт:
Сделав постель, Андрей завёл подаренный на новоселье будильник — язва какая Лапин, морда веснушчатая, дескать, не проспи, ну, ему на смене отыграет, есть там зацепочки, чтоб прищучить шутника — и поставил на пол у изголовья, решив остальное разобрать завтра. Спешить-то ему некуда. А вот это… это сейчас. Он взял из кучи вещей книгу. «Дни поражений и побед. Роман-хроника». И на титульном листе неуклюжие, написанные с явным усилием буквы. «Андрею. Будь счастлив, друг. Семён.» И сегодняшняя дата. Седьмое сентября сто двадцать второго года. Книга дорогая, он видел её в книжном магазине, четыре рубля без малого, для Семёна — большая трата. Но смотри, как догадался,
Зато ванная сделана — ни убавить, ни прибавить, брат старался, не кто-нибудь! Андрей разделся и встал под душ, задёрнул полупрозрачный сине-зелёный занавес и пустил воду.
Смыть пот и грязь, конечно, приятно, кто спорит, но и полоскаться, как Эркин, который, дай ему волю, сутками бы из воды не вылезал, он не может. А — вдруг подумалось — Эркин и вправду из морских или там озёрных индейцев, есть же такие, или были, и это у брата память предков? Надо будет кутойса расспросить. Или в библиотеке посмотреть.
Так, теперь стирка. Если не накапливать, то это нетрудно и недолго. Рубашка, трусы, носки. А может… может, и впрямь рубашки в прачечную сдавать, чтоб выстирали и выгладили по всем правилам. Удобно, кто спорит. Но это когда побольше смен накопится.
Закончив стирку, Андрей развесил всё на сушке, огляделся… Вроде, порядок, и голышом, гася по дороге за собой свет, зашлёпал в комнату. А чего? Он у себя дома, может ходить как хочется.
Джинсы, рубашка, бельё на завтра уже приготовлены. Он лёг и взял книгу. Перелистал. Но глаза бездумно скользили по строчкам, и Андрей отложил книгу. Встал, выключил свет и лёг уже окончательно.
Всё, началась его самостоятельная жизнь. И нужно будет подкупить белья, нательного и постельного, да и прочей мелочёвки, не хочет он разорять то своё гнездо, у Эркина, там тоже его дом. А хорошо было… все пришли. Кроме тех, той пятёрки, но ведь только-только вчера познакомились, кто он им…
…В субботу на занятия пришли все, расселись, как и в прошлом году. Никто не бросил учёбу. А на седьмом уроке даже прибавилось.
Когда после шестого урока все шумно повалили к выходу, они втроём — Тим, Эркин и он сам — повернули по коридору в двадцать пятый кабинет, где по новому расписанию теперь будут уроки шауни. И вот здесь их ждал сюрприз: пятеро индейцев стояли у двери и курили с весьма независимым видом. Он сначала подумал, что те просто так, сами по себе, но тут открылась дверь и кутойс — опять в форме с наградами и нашивками — улыбнулся им.
— Заходите, не будем ждать звонка.
И индейцы зашли тоже. Значит, что, тоже на занятия? И Тим пошёл на своё обычное место в углу, хотя раньше на шауни садился с ними, третьим за первый стол. А он сам и Эркин сели как раньше. А индейцы у окна. Чтоб не оказаться между ними и Тимом, а то мало ли что. Это-то он сразу сообразил. Кутойс оглядел их и заговорил на шауни, медленно, сразу переводя на русский непонятные слова, впрочем, их оказалось не так уж много, и они всё поняли. Затем заполнил журнал, для чего они все поочерёдно называли себя и говорили, кто где живёт и работает, тоже всё на шауни. Он никак не мог понять, чего эта пятёрка припёрлась:
— А писать не умеют.
Прописи получили все. И учебники одинаковые. Буквари. А дальше урок пошёл уже как и положено в любой школе. Читала эта пятёрка и впрямь не лучше них, то и дело застревая и спотыкаясь. Но зато им ничего переводить не надо. Хотя все потом переводили. Вопрос-ответ, и прямо, и вперекрест, когда спрашивают на одном языке, а отвечать надо на другом…
…Андрей повернулся набок, привычно сворачиваясь под одеялом. Ничего, всё обойдётся и образуется. Нормальные парни, а что зверимся пока друг на друга, так обнюхаемся и приладимся, привыкнем. На перемене уже нормально курили. Ничего, всё будет хорошо, и на фиг ему профессор не нужен, и без него проживёт. Пусть он там, в Царьграде своём со своей Машенькой, а хоть и Дашенькой… Я от лагеря ушёл, от Найфа ушёл, от Империи ушёл, а от тебя… и подавно…
ТЕТРАДЬ ДЕВЯНОСТО ВОСЬМАЯ
Первая неделя сентября выдалась дождливой, но тёплой. Тёплый безостановочный дождь шелестел листьями, щёлкал по козырькам и подоконникам. Криса засыпал и просыпался под этот шум и дыхание Люси на своём плече. У Люси отрастали волосы, и спала она теперь без платка: врач сказал, что кожа должна дышать. Поворачивая голову, Крис касался губами тонких, уже не колючих и щетинистых, как весной, когда они только приехали, а мягких волос, осторожно целовал эти прядки.
— Уже утро, Кирочка? — сонно спрашивала, не открывая глаз, Люся, и сама себе отвечала: — Ага, утро.
Крис осторожно высвобождался из её объятий, вставал, укутывал её, а она, по-прежнему с закрытыми глазами, говорила:
— Ты бы поспал ещё, Кирочка, поливать-то не надо.
И вдруг, рывкеом откинув одеяло, садилась в постели.
— Ой, светло-то как!
Крис заглядывал в комнату.
— Люся, чай готов.
— Да-да, я мигом, Кирочка.
Крис смеялся, стоя в дверях, полуголый, в старых армейских брюках, с блестящими от воды волосами.
— Ложись, Люся, я тебе чай в постель подам.
— С ума сошёл, — притворно сердилась Люся, натягивая халатик и повязывая голову дневным платком. — Ещё увидит кто, и на работу опоздаем.
Утреннее чаепитие в постели — воскресное развлечение. В одной из поездок в Царьград Крис увидел в магазине поднос с ножками, специально для такого, и купил. Когда он в первый раз принёс и поставил на кровать накрытый на две чашки поднос, и они пили чай, лёжа в постели, Люся даже не поняла: нравится ей это или нет, настолько это было непривычно. Она и не слыхала никогда о таком. И что Кирочка её всегда по утрам чаем поит, а не она его… так же тоже не положено. Узнает кто — засмеют, осудят. Но она не спорит, да и самой приятно, чего там.
— Тебе не холодно?
— Нет, что ты, Люся.
Горячий чай с мягким пористым хлебом, свежесваренным вареньем, ну и что с того, что у неё больше джем получился, всё равно, и Кирочке нравится, и на хлеб даже удобнее мазать.
— Всё, — Крис отодвинул чашку и встал. — Я на работу.
— Да, Кирочка, — Люся быстро допивала свою чашку. — Ты иди, я всё сама уберу. У тебя школа сегодня?
— Да.
Крис поцеловал её в здоровую щёку и вышел.
Когда Люся, перемыв посуду и отключив газ, вошла в комнату, Крис уже оделся на выход. Его смена начиналась раньше Люсиной. Люся оглядела его, поправила воротник рубашки.