Анархия. Начало

Хасс Дж. Э.

Наверное, Линкольн на заднем дворе. Я газую и въезжаю на аллею в поисках ворот для грузовых машин.

Они открыты, и я вздыхаю с облегчением. На мгновение мне кажется, что его здесь еще нет. Я направляю свой байк через ворота, паркуюсь около задней лестницы, которая ведет в собор, и осматриваюсь.

— Линкольн? — зову я. Лабиринт такой же темный, каким был в прошлый раз, когда я была здесь. Но освещение в центре, которое подсвечивает статую в середине лабиринта, включено. Я вижу свет. — Линкольн?

Я вижу высокие тени, двигающиеся в центре за изгородью.

— Господи, —

бормочу я. — Ты хочешь заставить меня потрудиться, не так ли?

Но я улыбаюсь. Я могу найти вход. Я так думаю. Меня это забавляет.

Я откидываю подножку, слезаю с байка, снимаю шлем и кладу его на сидение. Ну, хорошо. Значит в жуткий лабиринт.

Через это я могу пройти ради этого парня. Ха!

Я решаю сжульничать и обойти изгородь с той стороны, где я вышла в прошлый раз. Думаю, я вспомню дорогу. Он наверняка ждет, что я зайду с этой стороны. И что бы он ни запланировал, я уверена, это будет отлично. Не хочу ничего испортить.

Так что я вхожу, сгорая от нетерпения. Я вспоминаю прошлые выходные, как я парила по этому лабиринту в вечернем платье. Боже, всего неделю назад я еще ни о чем не подозревала. Мои воспоминания еще не вернулись, а Линкольн был лишь слабым проблеском того, что я что-то упускаю.

Больше никогда я не хочу возвращаться в те дни. Никогда.

Несмотря на то, что сегодня я узнала много того, что тревожит меня — Старик Монтгомери мой отец! Аттикус мой брат! — слова поддержки от Линкольна по телефону — единственное, что имеет значение. Понадобится гораздо больше времени, чем пара часов, чтобы осознать все это. А сегодня я нуждаюсь только в том, что было нужно Линкольну прошлой ночью. Забыть о прошлом и просто быть вместе.

Я дохожу до тупика в изгороди, теперь мне нужно вернуться обратно и пойти другим путем. Я прохожу четверть дороги, когда слышу легкий смешок из центра лабиринта.

— Линкольн?

Играет тихая музыка. Вальс, и это напоминает мне о танце с его другом Кейсом на вечеринке. Его печальную историю о той потерянной девушке. Несмотря на то, что сегодня теплый вечер и на мне надета кожаная куртка, мое тело покрывается мурашками от этого воспоминания.

Я ускоряю шаги и оказываюсь в другом тупике, разворачиваюсь и иду другим путем. Я поворачиваю направо, затем еще раз направо, пытаясь найти то место в лабиринте, с которого Линкольн начал подсказывать мне, как добраться до центра. Я прохожу мимо щели в изгороди и осматриваю тени. Он следил за мной той ночью. Я знаю. Следит ли он за мной сейчас?

Я останавливаюсь и вглядываюсь в темноту.

— Линкольн? — шепчу я.

Никакого ответа. Только эта тихая музыка.

Мое сердце начинает биться чаще. Боже, этот лабиринт такой пугающий. Он был пугающим, когда в нем находились другие люди с вечеринки, но сейчас вызывает жуткую тревогу.

Воспоминание проносится у меня в голове.

— Альфа?

— Продолжай идти, Омега, — говорит он откуда-то из глубины изгороди.

— Мне страшно, — отвечаю я. Мой голос звучит тихо.

— Здесь нет ничего страшного, Омега. Это всего лишь несколько

кустов. Они хотят, чтобы ты чувствовала себя потерянной и напуганной, но я здесь, а это значит, что с тобой ничего не случится. А теперь продолжай идти.

Я делаю глубокий вдох, стараясь изо всех сил прогнать воспоминание. Но той ночью ничего хорошего не случилось. Я отлично это помню. Одаренные использовали лабиринт в школе для того, чтобы научить нас бороться. Они гоняли нас по лабиринту, как крыс. Для них мы не были детьми, мы были экспериментом. К тому же, в лабиринте было множество вещей, которые могли бы ранить меня. В углах были установлены ловушки. Если ты попадал в тупик, то там обязательно было что-то ужасное, чтобы научить тебя больше так не делать.

Остановись, Молли. Это не Школа Одаренных. Это просто центральный офис Небесного Глаза, и этот лабиринт создан Томасом Бруксом, а не теми сумасшедшими людьми из Школы Одаренных.

Линкольн в центре и ждет тебя, Молли. Просто сконцентрируйся на том, что увидишь его и на том, как спокойно ты чувствуешь себя в его объятиях.

Я с трудом сглатываю и неожиданно для себя испытываю на мгновение такую панику, что не могу ступить ни шагу.

Я хочу выбраться из этого гребаного лабиринта.

— Линкольн, — кричу я. — Ответь мне или я уезжаю домой!

Музыка становится немного громче, но кроме этого ничего. Я почти в центре, я знаю это. Просто продолжай идти, Молли.

Я подхожу к развилке, где Линкольн подсказал мне дорогу в прошлые выходные, и вспоминаю его слова. Иди налево. Затем поверни направо, пройди сквозь вторую нишу и снова поверни направо. Я встречу тебя там.

Теперь я практически бегу. Я ничего не хочу сейчас так сильно, как оказаться в центре, где горит свет. Каменная дорожка под моими ногами становится все светлее и светлее, и я начинаю бежать вперед быстрее и быстрее.

Просто выведите меня скорее из этого долбаного лабиринта!

Музыка становится еще громче, и когда заворачиваю за последний поворот и вижу освещенную статую в центре, я моментально чувствую облегчение. Линкольн стоит ко мне спиной. На нем смокинг.

Я смеюсь.

— Ты же сказал мне не наряжаться!

Но что-то не так в его фигуре. Он крупнее и, к тому же, недостаточно высок…

— Молли, — говорит Алистер Монтгомери, медленно поворачиваясь ко мне лицом. — Боюсь, ты провалила испытание, дорогая. Твой результат в лабиринте был ничтожно слабым.

Мое детство проносится у меня перед глазами. Я вижу его. Моложе, сильнее, еще более жесткую версию человека, который сейчас стоит передо мной.

— Где Линкольн?

— Ты имеешь в виду Альфа, не так ли. — Он улыбается и смотрит на статую.

То, что было скучной медной спутниковой антенной на прошлой неделе, теперь представляет собой борова с огромными клыками, стоящего на двух ногах, одетого в жилет и брюки, с карманными часами в руке-копыте, с цепочкой, висящей из прорези на его жилете. Боров держит огромную спутниковую антенну у себя над головой, как трофей.