Анархия. Начало
Шрифт:
— Я о-о-обещаю, — бормочет Молли. — Обещаю! Я сделаю все, что захочешь. — Она встает на ноги и поднимает руки вверх. — Я не буду сопротивляться. Не буду делать ничего, кроме того, что ты скажешь. Только, пожалуйста.
— Линкольн! — выкрикивает Кейс из лабиринта. — Линкольн!
Я даже не могу ему ответить, но, когда поворачиваюсь посмотреть на темное пятно, где лабиринт выходит к центру, Кейс и Томас вбегают во двор с оружием в руках.
Старик садится на корточки и смотрит мне в глаза.
— Они тоже не смогут тебе помочь. —
Кейс и Томас резко останавливаются. Я уже вижу признаки интоксикации из-за выражения на их лицах.
— Хорошие мальчики, — говорит старик, ехидно смеясь. — Молли, ты предлагаешь покладистое поведение взамен на то, что я позволю жить твоему любимому?
— Пожалуйста, — снова умоляет она. — Я сделаю все, что ты скажешь.
— Видишь ли, есть небольшая проблема с твоим предложением, моя дорогая. — Она испытывает отвращение от его ласкового обращения. — Мне не нужны твои обещания. Ты принадлежишь мне, Омега номер Три. Я имею на тебя все права с момента твоего рождения. Мое желание — это твое желание. И, поверь мне, я на все сто процентов держу эту ситуацию под контролем. Поэтому собираюсь отклонить твое предложение.
Он наводит на меня дуло пистолета.
Все трое моих друзей издают протестующие крики. Кейс даже бежит в моем направлении, но его быстро одолевает интоксикация от приближения к Синему Борову. И последнее, что я вижу, прежде чем пуля поражает меня в грудь, это тело Кейса, падающее на землю.
Выстрел сражает меня с такой силой, как будто меня размазывает по брусчатке под моей спиной. Боль вспыхивает, как вулкан. Мое сознание расплывается, и окружающий мир начинает меркнуть.
Я слышу крики, чувствую руки на моей груди.
— Линкольн. — Кейс зовет меня откуда-то издалека. — Вызови Шейлу! — На этот раз он рядом с моим лицом, и его голос вибрирует у меня в голове. — Вызови Шейлу!
— Линкольн, — говорит Томас, прижимая руку к моей груди. Она как будто мягкая и пустая. Моя жизнь ускользает липким горячим потоком. — Открой глаза, брат. Открой глаза.
Я пытаюсь, но это бесполезно.
— Увези этот байк отсюда, Кейс, — командует Томас.
Я уплываю в тусклый серый промежуточный мир. Мои легкие едва способны на дыхание. Мое тело вялое и слабое. Сознание ускользает.
— Шейла здесь, она подогнала машину, — говорит Кейс.
Я приоткрываю глаза достаточно, чтобы разглядеть размытые силуэты вокруг меня.
— Нужно действовать быстрее.
— Он умирает!
Мое сознание то угасает, то проясняется, когда мое тело поднимают, опускают, снова поднимают и, в конце концов, оставляют на одном месте. Здесь я
— Дыши! — выкрикивает кто-то. — Дыши, Линкольн. — Кто-то давит мне на грудь, но я чувствую лишь пульсацию крови в моем теле.
Бум-бум.
Бум-бум.
— Не смей, блядь, умирать у меня на руках, Линкольн!
— Не смей, блядь, умирать у меня на руках, Линкольн. — Томас стоит в дверном проеме, пока я пакую смену одежды. — Ты нужен мне. Не делай никаких глупостей, слышишь меня?
— Я не подчиняюсь твоим приказам, — ворчу я. — Я — единственный настоящий Альфа здесь. У вас двоих нет Омеги. Вы не представляете себе, что это такое.
— Они взрастили их, Линкольн. Они взрастили их, чтобы контролировать нас. Они с рождения запрограммированы убить нас.
— Не надо читать мне нотации, Кейс. Я знаю, кем она является.
— Она — твой убийца, Линкольн. — Томас, как никогда равнодушный, говорит это таким спокойным тоном, как будто мы обсуждаем домашнюю работу или кого поведем в кино в пятницу вечером. — Он вырастил ее, чтобы убить тебя. Он намеренно хочет, чтобы ты влюбился в нее, чтобы, когда придет время, ты подчинился.
— Я не брошу ее.
Кейс хватается за волосы и разочарованно вздыхает.
— Нам нужно уходить, Томас. Если он хочет спасти ее, мы не сможем его остановить.
— Поэтому ты настоял, чтобы мы использовали ингибитор для себя? — Томас умен. Я уверен, он удивлен тем, что я зашел так далеко, а он этого не ожидал.
Его ненависть к Омегам так сильна, что, возможно, он даже не может себе представить тех чувств, которые я испытываю к этой маленькой девочке.
— А как ты думаешь?
— Ты хотел быть уверен в том, что я не убью тебя за это.
— Ну, ты известен вовсе не своей лояльностью, Томас.
— Она — не моя сестра. Она — спроектированный убийца, Линкольн. Генетика не делает человека частью семьи.
— Ты слышал это, Аттикус? — говорю я, оглядываясь на высокого мальчика, с которым мы иногда делили комнату. Он стоит напротив окна, наблюдая. Бездейственно. Он всегда был любимчиком. Он редко проводит время здесь в школе. Старик держит его дома так часто, насколько это возможно.