Анархия. Начало
Шрифт:
Я выбираю ее контакт в телефоне и слушаю гудки. Уже собираюсь сбросить звонок на четвертом гудке, когда она берет трубку.
— Алло? — Ее голос звучит печально и одиноко.
— Привет, девчонка с пушкой, — улыбаюсь я, когда произношу слова.
— Привет, Линкольн.
— Ты в порядке?
— Эм... — произносит она нерешительно.
— Я просто думал о тебе. Хотел проверить и узнать, как проходит твой день.
— Ну… — Она снова замолкает.
Ага, Аттикус, определенно, что-то ей рассказал. Мой телефон вибрирует, сигнализируя
— Молли? — зову я.
— Извини, — говорит она, убирая телефон в сторону, чтобы я не мог слышать, как она, задыхаясь, всхлипывает. Она вытирает лицо тыльной стороной ладони, и я внезапно чувствую, как будто переношусь назад во времени. В то время, когда она была такой маленькой, что едва доставала мне до пояса.
Ей было пять, а мне было двенадцать, и мы только что впервые узнали друг друга. Я знал, кем была Омега. Томас прошел через нескольких к тому времени. У Кейса тоже была своя. Но я был последним из нас, мальчиков, кто получил свою.
Я вошел в комнату для испытаний чертовски злой. Я был готов забить свою Омегу до смерти, как это сделал Томас. Я поклялся, что никому никогда не позволю иметь такой контроль надо мной. Никогда.
Я закипал от злости, когда вошел в эту комнату. В одно мгновение я был готов взорваться от злости, как вдруг…
— Когда я впервые увидел тебя, ты стояла около окна. На тебе было оранжевое платье. Сверху полностью оранжевое, а юбка с маленькими оранжевыми цветочками, и оно свисало до самого пола.
— Что? — спрашивает Молли на другом конце линии.
— И твои волосы были гораздо светлее тогда. Они были длинные, кончики почти доставали до талии. И ты была такая чертовски маленькая, Молли.
Она всхлипывает в трубку.
— Я тоже тебя помню. Я была так напугана.
— Я был зол.
— Я думала, ты убьешь меня. Они сказали, что ты будешь пытаться.
Господи. Они ей так сказали?
— Томас сказал, что у меня будет всего один шанс оборвать связь с Омегой, и это будет во время первой встречи. Так что я собирался убить тебя. Но знаешь что?
— Что? — переспрашивает она шепотом.
— Ты отвернулась от окна, и свет, Молли, свет от заката, на который ты смотрела, последовал за тобой. По крайней мере, я так думал. Когда ты стояла ко мне спиной, твой силуэт обрамляло оранжевое сияние из-за гор, а затем ты повернулась. И ты была тем светом. Он исходил от тебя, Молли.
— Он даже не дал мне имени, Линкольн.
Блядь. Аттикус все-таки рассказал ей. И эти несколько слов говорят обо всем. Эти несколько слов — список всей той правды, которую она никогда не захочет узнать. Они гласят: «Он никогда меня не любил». Они гласят: «Я была лишь лабораторной
— Я дал тебе имя, Моллз. Я дал тебе имя. Ты помнишь, что ты сказала, когда повернулась и стала моим светом?
Я вижу на экране, как она кивает, но снова плачет.
— Я подошел к тебе, и ты сказала…
— Я твоя, — говорит она сквозь всхлип.
— А потом я сказал…
— Ты моя. — Она начинает плакать сильнее. Слезы текут ручьями по ее лицу, и она закрывает свой рот рукой, чтобы заглушить рыдание.
— Я действительно имел это ввиду, — говорю я.
— Я тоже, — отвечает она.
— Мне он не нужен.
— Я знаю. Но было бы неплохо иметь то, что дети гарантировано получают с рождения.
— Да, — говорю я. — Я знаю. Но мы счастливее, чем те дети. Потому что мы есть друг у друга.
Она снова плачет, и я даю ей возможность выплакаться. Я просто говорю:
— Тише, Молли. Тише, у нас все хорошо. Мы в порядке.
Через несколько минут она успокаивается, закрывает глаза и откидывает голову назад.
— Ты все еще хочешь поужинать со мной сегодня вечером?
— Это единственная часть сегодняшнего дня, которая по-настоящему имеет для меня значение.
Молли открывает глаза и заводит двигатель.
— Я еду домой.
— Я заеду за тобой через час. Не одевайся слишком по вечернему. Сегодня никаких нарядов.
— Я больше не хочу быть детективом, Линкольн. Я не хочу больше разгадывать головоломки.
— Тебе не нужно быть никем, кроме как моей, девчонка с пушкой.
— Ты поговоришь со мной, пока я еду?
— Я никуда не собираюсь. Ты застряла со мной навсегда, помнишь? Равные и противоположные во всем.
— Потому что нам так нравится, да?
— И никак иначе, Молли. Я скорее умру, чем откажусь от твоей власти надо мной. Мы существуем лишь как пара.
Мы практически молчим всю дорогу, пока она едет до дома. Шейла разделяет экран моего телефона пополам и показывает мне ее путь в приложении для отслеживания, и, когда Молли добирается до своей подъездной дорожки, я чувствую нахлынувшее облегчение.
— Зайди внутрь и осмотрись. Я должен убедиться, что ты дома в безопасности, прежде чем положу трубку.
— Хорошо, — выдыхает она, закрывая машину. Я теряю картинку видео после этого, но слышу, как она идет в дом и звон ключей, когда она открывает дверь.
— Какого… — удивленно говорит она.
Я просто улыбаюсь.
— Что ты натворил, парень на байке?
Ее смех наполняет мое сердце радостью.
— Недостаточно, Молли. Абсолютно недостаточно.
— Сколько здесь пакетов? — спрашивает она.
Шуршит бумага. Я представляю себе ее гостиную в том виде, в котором оставил ее несколько часов тому назад. Тридцать розовых пакетов со сверкающей упаковочной бумагой, торчащей из них, расставленные по всем свободным поверхностям, которые я смог найти.