Анастасия, боярыня Воеводина

Милютина Елена

Михаил посмотрел в зрительную трубу.

— А, понятно, в них волы заряжены! Вот и ползут еле-ели. Это большие, осадные кулеврины. Хорошо бы и их прихватить! Так что, мужики, пищали мелкие с лафетов снимаем, быстро, на их место бревна кладем. Большим они своими ядрами урона не нанесут. А теперь прячемся, сейчас они залп дадут. Просвистели над головой ядра, упали где-то во дворе. Перелет. В это время подвезли большие орудия пушкари бросили перезаряжать пушки, стали помогать втаскивать осадные орудия на горку. Втащили развернули, стали заряжать.

— Ребята, что они делают? — спросил Михаил

— Порох закладывают.

— Как ядро забивать начнут, мне скажите. А сейчас не беспокойте, мне настроиться надо!

— Князь, ядра закатили, трамбуют!

— Вот теперь пора. Схоронитесь, осколки могут долететь!

Михаил вскочил, пушкари не поняли, что произошло, но в сложенные

картуши с порохом ударила молния. Рвануло так, что задрожала земля. Ядра, сложенные горкой раскатились по настилу между частоколом. Поднялся столб дыма, похожий на большой гриб. Когда дым рассеялся, стало видно, что верхушку холма срезало, как кусок коровьего масло острым ножом. В разбросанных по округе обломках лафетов, кусках разорванных пушечных стволов, и человеческих тел копошились два-три покалеченных человека. Под холмом надрывно ревел подыхающий вол. От готовых к стрельбе пушек не осталось и следа.

— Славно! — высказался только что подошедший к месту происшествия Николай, — добивать будете?

— Сами сдохнут. Но пушки заряжайте, картечью. Сейчас начальство пожалует, смотреть, что произошло. Вот мы их и угостим.

Пищали вернулись на неповрежденные лафеты. Орудия зарядили. Вскоре на месте происшествия прискакали конники. Спешились, оглядели разгром, сошлись кружком, что-то обсуждая и ругаясь. Обрывки мата долетали до крепости.

— Ребята, поучим их вежливости! Слушать тошно! — предложил Михаил.

Батарея дала дружный залп. Группу как рукой снесло.

— Так их, иродов! — воскликнул Николай.

— Все, как кто-нибудь еще появится, стреляйте. Но заряды берегите! А я к травнице!

— Сам-то дойдешь?

— Дойду, научился до конца все силы не тратить. Кое-что еще осталось!

Михаил спустился со стены. Все-таки его немного пошатывало. Но силы еще были. Травница ждала, держа наготове флягу с отваром.

— Поесть тебе надо — сказала, подавая тарелку с куском мяса и двумя пареными репками со сметаной, — шум был изрядный. Мы уже испугались, Николай успокоил. Обьяснил, что ты опять божью волю явил. Порох у иродов подорвал.

Глава 9

Десять дней длилась осада Михайлова. Подтянул Сагайдачный новые пушки, из резерва, некоторые со стен занятых городков снял. Началась бомбардировка. Но бомб у него не было. Стрелял ядрами калеными. Кое-где, конечно, вспыхивало, но бабы городские быстро пожарную команду организовали, отроки воду из реки таскали по ночам, что бы неясно нападающим было, где ход потайной. Заполняли большие бочки. Воды хватало.

Больше порох поджечь не получалось. Наученный горьким опытом приказал гетман прятать его в землянках, вдалеке вырытых. Так что пушкари с каждым зарядом пробегали с пол версты, а то и больше. Может поэтому и обстрел был не такой, как хотелось бы Сагайдачному. Орудия стреляли редко и порознь. Больших пожаров не случилось. А стрельцы со стен соревновались, кто лучше стреляет по живым мишеням, много орудийной прислуги повыбили.

Но Михаил и здесь умудрился диверсию устроить. Приметил облако грозовое, которое город стороной обходило, подогнал поближе, и устроил нападавшим хороший ливень, с грозой и градом. Пару молний в землянки направил, поджечь удалось. Что не поджег, то подтопило. Так что Сагайдачный решился на новый штурм. Но уже не конной лавой, а прикрывшись фашинами из хвороста попытался забросать ров. Картечь для прикрывшихся фашинами казаков уже была не так смертоносна, да и остались заряды только из камней, без железа. Песчанник слабый камень, не то, что галька. Так что пришлось отбиваться и на стенах.

Тут Михаила осенило, как нападающих отвадить. Обратился к женщинам. Проверили запасы постного масла, если часть истратить, то дней на 10 хватит. И мужики сами предложили хлебное вино крепкое, когда узнали зачем. Так что, когда казаки на новый приступ пошли, стрелять не стали, а просто полили первый слой фашин где маслом, а где вином хлебным, крепким. И, как побежали казачки со вторым слоем фашин, только побросали их в ров, как Михаил их поджег. У нападающих буквально земля загорелась под ногами. До дерева крепости огонь дойти не мог — защищал земляной вал, а вот наступающим досталось.

Отступили казачки и возобновили бомбардировку. Тем временем, бабы новые мешочки нашили, кузнецы все, что можно из металла посекли на мелкие кусочки — и чугунки, и лопаты, и косы. Оставили по паре штук и все. Так что снаряды приготовили. Беда была с порохом. Один приступ отразить хватит, а потом караул! Посовещались, и совместно решили. Что бы окончательно гетмана от города отвадить вылазку произвести. Ход потайной, который к реке ведет использовать. Благо,

один из воевод, лет 50 назад приказал его расширить так, что бы телега с бочкой небольшой, водовозной прошла. В паре мест он, правда просел и осыпался, видно, чародея с даром земли слабого использовали, чары от старость разрушились, но вот, батюшка из Лебедяни оказался огневиком слабым, а вот сила земляная у него была изрядная. Так что через пару дней и полведра зелья старой травницы, по ходу не только лошадь пройти, карета короля польского проехать могла, со всеми султанами и вензелями на крыше. Любил Сигизмунд пышность внешнюю. Лошадей несколько дней, сколько дал гетман до очередного штурма, кормили отборным овсом, в тихие часы прогуливали по двору, на солнышке, что бы в порядок вошли. Каждый боец своего коня. Оружие чистили. Готовились серьезно. Отец Антоний, что Иоанна сменил, решил тоже идти, первым, что бы своды хода в случае нужды подкрепить. В седле батюшка держался отменно, да и саблей и копьем владел. Признался, что родом из дворянского рода, в дружинники готовился, но неувязка вышла. Сосватал ему отец барышню родовитую и богатую, но некрасивую и нравом поганую, которую замуж никто не брал, родные уже и монастырь для нее присмотрели. А на сердце у Андрея, так он в миру звался, другая была, сиротка из роду бедного, но и лицом была пригожа и нравом прилежна. Отказался. Отец пригрозил, что из рода прогонит и добра лишит, голым оставит. Андрей не растерялся, кинулся в ноги митрополиту Рязанскому, тот пожалел грамотного отрока, разрешил чин священнический принять и приход в Лебедяни выделил, отца Иоанна просьбу на уход в обитель тихую удовлетворил, с условием, что обучит он сменщика. Так и вышло Сонечка его согласилась попадьей стать. Одно тревожило — не было у них пока еще ребеночка, да может, и к лучшему, по нынешнему-то тревожному времени. Михаил вздохнул, семью вспомнив, и спросил, что с мегерой, ему сосватанной вышло?

Отец Андрея не промах оказался. Оженил на ней своего младшего сына, отрока 17 лет, как будто так и задумывалось. На вопрос о среднем сыне отвечал, что он господу послужить обещался, а так как дочка их попадьей вряд ли пожелала бы жизнь прожить, то вот, его младший, отрок послушный и лицом пригож, даром, что разница с невестой почти в 10 лет. Должно быт, оженили уже!

Вроде все предусмотрели, как пришли к воеводе бабы, жены, вдовы, и девки постарше. Женщины только те, у которых дети старше пяти лет были. И твердо так заявили, что негоже с маленьким отрядом на орду кидаться. Пусть князь берет всех, кто на лошади сидеть умеет. А они мужскую одежду оденут, и на стены встанут, приступ отражать. И сыновья, что постарше с ними. Так и нападение с тылу для гетмана неожиданным станет. А то пока они в тыл пробираются малые силы на стенах не удержат приступа, полягут все! Пороху-то мало!

Пришлось Михаилу скрепя сердце соглашаться. Спросил только, на кого детей бросили. Оказалось, соседки, у которых дети малые поклялись, если полягут матери в бою, то принять и воспитать их детушек, как своих. Крест на том целовали.

И еще спор вышел, с Николаем. Михаил его в городе оставлял, обороной руководить, а он хотел наоборот, что бы князь остался, а он набег возглавил. Но Михаил твердо заявил, что он в набеге большую пользу принесет, и отвод глаз поставит, что бы казачки их заметили, только, когда их головы полетят, и туману напустит, что бы уйти скрытно удалось, а с собой его взять не сможет. На кого город оставлять, как не на родственника, на дядю? Николай рот раскрыл, поправить хотел, что на дядьку, но Михаил его приобнял и рассказал тайну семейную, что его Агафья тетка Аннушки, дочь боярина Юрия от поселянки из деревни Рыбешка. Грех лесник прикрыл. Барин жене на смертном одре покаялся, она ему обещала за Агафьей присмотреть, к себе взять. Вот и замуж выдала. Николай так с открытым ртом и остался стоять, и уже не возражая остался обороной командовать. Начали казаки новый приступ. Стреляли со стен редко, но метко, порох экономили. В нескольких местах казачки на стену влезли, а там их встретили бабы Михайловские. Топорами, вилами рогатинами. Как влезли, так и попадали. А в тот самый момент, как гетман уже готовился праздновать победу, налетели на их тылы всадники. Многих потоптали, посекли, чуть самого Сагайдачного в плен не взяли! Шатер его подожгли, и две телеги зельем огненным с собой угнали. Откуда появились, и куда делись, не понял никто, но много казаков порезали. Подсчитал гетман потери, почти четверть войска под Михайловым оставил, время потерял, пушки, что по Москве стрелять должны были. И опаздывал он к назначенному сроку, а впереди еще Ока была, левый берег у нее высокий, и на нем Волконский лагерем стоит. Пожарского, слава Богу, недуг свалил — старая рана открылась!