Анатом
Шрифт:
— Вы за Катей? — серьезно спросила девочка.
Иштван улыбнулся. Непосредственность детей, всегда поражала его. Они редко когда думали, прежде чем сказать, чем часто ставили взрослых в неловкое положение.
— А я знаю. Я видела вас. В парке. Вы с ней целовались. — не унималась Маша.
Услышав последние слова, Иштван подавился и закашлялся от смущения.
Маленькая проказница! Это хорошо, что они были наедине, ведь скажи она это при ком-то еще, мог бы разразиться скандал.
— Ты наверное что-то напутала, — осторожно,
Но Маша уперла свои ручки в бока, отчего ее вид стал еще более очаровательным и сжав губки обиженно фыркнула.
— Ничего я не напутала. Я все видела из своего окна. Папа подарил мне трубу, как у настоящего моряка, теперь я могу следить за всем, что твориться в нашем парке.
Иштван вздрогнул. Раз она увидела ту картину, может она видела и то, что случилось после. И стараясь не испугать Машеньку, Иштван подался вперед и спросил:
— А ты еще что-нибудь видела?
— Видела. — гордо сказала Маша.
— А ты не расскажешь мне?
Но вместо ответа, Маша развернулась и выбежала из комнаты. Иштван остался один, пытаясь сообразить, как можно у девятилетнего ребенка спросить, не видела ли она убийцу.
Но к его огромной радости, спустя пять минут, в комнату вновь впорхнула Маша. Под мышкой она держала увесистый альбом для рисования. Он был довольно потрепан, некоторые листы торчали, но все же видно было, что с ним обращаются бережно и с любовью.
Девочка плюхнулась на пол перед сыщиком, и с грохотом бросила перед собой свою ношу. Иштван внимательно следил за ее движениями, не понимая, что она собирается делать.
— Я умею рисовать. — гордо пояснила Маша, открывая свою сокровищницу.
— Вы молодец, Мария Дмитриевна. — дежурной фразой ответил Иштван.
Она начала листать свой альбом, показывая свои рисунки. Иштван не разбирался в искусстве, но даже он мог сказать, что для ребенка княжна рисовала довольно неплохо, четкие линии, правильная игра красок и теней, у девочки явно был талант.
Маша перевернула страницу, и Иштван невольно поежился. На ней, в полный рост был изображен какой-то жуткий монстр, в черном плаще. Кожа его была белой, глаза пустыми и бездушными, казалось что в нем совсем не было жизни. И он неожиданно вспомнил слова в толпе, когда сани наехали на Смолянкова: «Смерть пришла за ним.» У девочки была богатая фантазия, раз она смогла выдумать такого монстра.
— Кто это? — осторожно спросил Иштван, стараясь не напугать ребенка.
— Призрак. — искренне ответила девочка.
— А где ты его увидела?
Маша вскочила на месте и подошла к окну.
— Там!
Иштван проследил за направлением ее ручки. Девочка указывала на беседку.
— Давно?
— Да. — звонко воскликнула Машенька.
Больше Иштван не стал мучить ее вопросами. Скорее всего девочка не рассмотрела убийцу, и ее воображение просто дорисовало все за нее. Это вполне объяснимо, решил Иштван.
В этот момент в комнату, в красивом платье, расшитом мелким
— Надеюсь она вам не очень надоела? — вежливо спросила Катя.
— Что вы, ваше высочество — Мария Дмитриевна самый прелестный ребенок на свете, — ни чуть не слукавив ответил Иштван.
Маша обернулась, одарив сестру злобным взглядом, затем вырвала листок из своего альбома, протянула его Иштвану и вышла, оставив сестру наедине с сыщиком.
Катя удивленно посмотрела на листок в руках Иштвана.
— Она рисует в своем альбоме с пяти лет. И за все это время, не вырвала ни одного листочка. Даже те которые ей не удавались. — пояснила свое удивление Катя, — Что вы сделали, Иван Аркадьевич? Продали моей сестренке свою душу?
Девушка лукаво улыбнулась, явно поддразнивая сыщика.
В ее взгляде уже не было той грусти, которую она явила сегодняшнем утром на кладбище. Она вновь сияла красотой и нежностью.
— Ее высочество, довольно любезна. — явно намекая на Машеньку, отшутился Иштван.
На этом они оставили этот разговор и вышли.
В Александровском показывали «Грозу» Островского. Мария Ворошина, играла главную героиню Катерину.
Зал был полон. Внизу собралась разношерстная публика из купцов, военных приходивших в театр показаться, и простых театралов. Все верхние ложи были заняты своими хозяевами. Пустовала только императорская ложа, но оттого, что вся царская семья объявила Николаю о своем нежелании видеть его супругу на сцене, как сказал сам император: Пусть она хотя бы не позорит нашу семью, раз уже осмелилась украсть нашего сына.
Ложа Великого князя, находилась на втором ярусе, справа от императорской. Катя прошла первой и грациозно опустилась на стул. Она глазами отыскала в портере брата, и помахала ему рукой. С того дня как Николай пошел против воли отца, он был отлучен от всех привилегий своего рода, и не мог больше посещать княжескую ложу и вынужден был ютиться в партере.
Катя с грустью вспоминала, как будучи еще совсем ребенком, Ники приводил ее в театр, и с высоты своего величия они любовались великолепной игрой актеров. Теперь же он, ее любимый и обожаемый брат, вынужден был сидеть так далеко. Такой же гордый и благородный, с царскими замашками, привитыми ему с детства, и бросать грустные взгляды в сторону тех, кто был ему так дорог.
Первый акт закончился и зал наполнился аплодисментами. Опустился занавес, и Катя смахнула слезу. Она знала эту пьесу, и плакала лишь оттого, что все так грустно закончится.
— Не правда ли Мария великолепна в роли Катерины? — проникновенно спросила она, когда все стихло.
Весь первый акт Иштван то и дело украдкой любовался княжной, и каждый раз когда она оборачивалась, небрежно отклонялся, делая вид, что полностью увлечен сценой.
— Без сомнения, — согласился Иштван. — Но не так великолепны как вы, Екатерина Дмитриевна.