Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
Напрасно Воронов пытался убедить следователя, что данная фраза для него “нехарактерна”. Сидоров привел ему показания жены о нем как о “человеке контрреволюционных убеждений” и о “ряде бесед контрреволюционного характера”, в которых Воронов принимал участие. После этого Воронов был вынужден признать свои антисоветские настроения, а также дать показания об антисоветских взглядах Е. К. Мухановой, Л. И. Перельштейн, А. И. Сидорова и своей жены Надежды. Правда, после этого уперся, и показаний о террористических намерениях Мухановой и Сидорова следователь получить от него так и не смог. За это чекисты жестоко отомстили ему. Несмотря на то что никаких показаний о его “террористических намерениях” на следствии получено не было, ему предъявили обвинение в том числе и по статье 58.8, а дело о нем передали на Военную коллегию Верховного суда. ВКВС приговорила его к шести годам политизолятора, после чего вместе со Скаловым и другими подельниками он был этапирован
115
Параллельно Люшков, Каган и Сидоров плотно работали с библиотекаршей Зинаидой Давыдовой. Давыдова отказывалась признавать прямое участие в “террористической организации” Натальи Бураго и Клавдии Синелобовой, хотя следователям еще 7 марта удалось получить у нее показания об участии Бураго в “контрреволюционных беседах”. Теперь чекистам нужно было, чтобы Давыдова прямо заявила о том, что Наталья Бураго и Клавдия Синелобова, а заодно и Лёна Раевская были террористками. Тем более что от самой Бураго было получено показание об участии в “террористической группе” на допросе 17 марта (а вот от Синелобовой добиться признаний в терроризме не получилось). Но 15 апреля следователю Сидорову этот номер не удался. Давыдова держалась той линии, что из числа заговорщиков, готовивших убийство Сталина, она знает лишь Розенфельд и Муханову. Раевскую и Синелобову Давыдова, по ее словам, знала мало, а что касается Бураго, то она якобы участвовала лишь в тех “контрреволюционных” беседах, где речь о терроре не шла. Попутно выяснилось, что во время допроса 7 марта допрашивавшая Давыдову верхушка СПО совершила оплошность. Судя по протоколу, от Давыдовой добились нужных признаний, но забыли закрепить их однозначной формулировкой о ее принадлежности к террористической группе. Теперь, 16 апреля, пришлось оформлять еще один протокол, в котором следователи, чтобы скрыть свою оплошность, констатировали, что на допросе 7 марта Давыдова якобы отрицала свое участие в “террористической” группе. После этого в протоколе появилась нужная формулировка:
Признаю, что я была вовлечена Мухановой и Н. А. Розенфельд в контрреволюционную террористическую группу, готовившую убийство Сталина, и являлась участницей этой группы [882] .
Зинаиду Давыдову чекисты явно решили сделать одной из главных обвиняемых – поэтому последние допросы Бураго, Мухановой и Розенфельд (15, 16 и 21 апреля соответственно) были во многом посвящены именно ей. 15 апреля Наталья Бураго подтвердила:
В беседах контрреволюционного характера, которые были у меня с Н. А. Розенфельд и Мухановой, Давыдова принимала участие неоднократно. Вели антисоветские беседы и мы с Давыдовой вдвоем. В этих беседах, об общем характере которых я уже давала показания, Розенфельд и Муханова делали резко контрреволюционные оценки положения в стране, говорили о Сталине как о главном виновнике тяжелого якобы положения в стране, высказывали озлобленное отношение к Сталину. Я и Давыдова с ними солидаризировались [883] .
882
Там же. Л. 88.
883
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 111. Л. 57.
Бураго привела примеры совместных “контрреволюционных” разговоров; один из них
был в конце 1933 года в библиотеке. В нем принимали участие Розенфельд Н. А., Муханова, Давыдова и я. Розенфельд говорила о том, что жизнь стала невыносимо тяжела. Обращаясь к нам, она сказала: “Вот бы набраться храбрости и убить Сталина”. Муханова ответила: “Одной храбрости для этого мало”, а когда Давыдова спросила ее, что же нужно для этого еще, сказала: “Это длинная история”. На этом беседа оборвалась. В этой беседе Муханова и Розенфельд впервые открыто высказали мне свои террористические намерения… Помню, что это было в конце 1933 года. Давыдова, насколько я помню, вернулась из длительного отпуска в ноябре месяце. Возможно, что этот разговор был в ноябре. Может быть, он был и несколько раньше, т. к. Давыдова, находясь в отпуску, в библиотеку заходила [884] .
884
Там же. Л. 58.
Муханова на допросе 16 апреля подробно остановилась на эпизоде 1933 года, когда Давыдова согласилась помочь Нине Розенфельд с устройством в библиотеку Сталина через Минервину, не забыв упомянуть, что Розенфельд поставила Зинаиду Ивановну в известность о своей “связи” с Алексеем Синелобовым. При этом следователи заставили Муханову дать показания и об Анечке
Нина Розенфельд на допросе 21 апреля тоже дала показания против Давыдовой:
В Правительственной библиотеке я работала совместно с Давыдовой З. И. с 1929 года. Мне были хорошо известны антисоветские настроения Давыдовой. Когда мной и Мухановой с целью подготовки террористического акта было решено устроиться в библиотеку Сталина, то мы для этой цели решили использовать Давыдову… Давыдова была близко связана с Минервиной, от которой зависело направление меня и Мухановой в библиотеку Сталина… Примерно в конце 1933 года я и Муханова сообщили Давыдовой о ведущейся подготовке террористического акта, что нам с этой целью нужно попасть в библиотеку Сталина, и просили Давыдову оказать нам в этом содействие через Минервину… Разговор произошел в здании Правительственной библиотеки. При этом присутствовала только я, Муханова и Давыдова З. И. … Давыдова обещала оказать нам содействие и переговорить с Минервиной о нашем устройстве в библиотеку Сталина [885] .
885
Там же. Л. 186–187.
Показания против Давыдовой чекисты попытались закрепить очными ставками. 16 апреля они провели две очные ставки, на которых Давыдова встретилась с Мухановой и Бураго, а 21 апреля прошла очная ставка Зинаиды Ивановны с Ниной Розенфельд. Вообще, очные ставки в исполнении НКВД были мероприятиями предельно зарегулированными – подследственным не разрешалось разговаривать друг с другом на отвлеченные темы и категорически запрещалось задавать вопросы, не одобренные предварительно устроителями, или давать какие-либо разъяснения без разрешения следователей. Кроме того, в ходе очных ставок подследственные должны были убедиться, что их подельники сломлены и готовы дать показания против них.
На очной ставке с Екатериной Мухановой Давыдова подтвердила, что Муханова ей
сказала, будто существует к.-р. организация, которая ставит своей задачей совершение террористического акта над Сталиным. Группа организации, в которую она входила, предполагает совершить убийство Сталина, используя работу в его библиотеке [886] .
Муханова этот факт подтвердила, добавив, что действительно намеревалась использовать знакомство Давыдовой с секретарем Енукидзе Минервиной для проникновения в библиотеку Сталина.
886
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 111. Л. 90.
На очной ставке с Натальей Бураго Давыдовой пришлось подтвердить участие в совместных беседах с критикой Сталина. Однако, когда Бураго повторила свои показания о разговоре, в котором Розенфельд и Муханова якобы выражали намерение убить Сталина, Давыдова заявила, что этого разговора не помнит [887] . Но “забывчивость” не могла облегчить ее участь, ибо она уже признала свою осведомленность о подготовке теракта.
Вообще, многочисленные противоречия в показаниях подследственных зачастую на очных ставках не устранялись, а, наоборот, усугублялись. Например, 7 марта Давыдова на допросе показала:
887
Там же. Л. 63–64.
После убийства Кирова Розенфельд боялась ареста; я имела с Розенфельд разговор, в котором сказала ей, что все участники убийства Кирова выявлены, арестованы и это же ждет всех нас, причастных к подготовке убийства Сталина. Розенфельд мне ответила: “Обождите, наше дело еще впереди” [888] .
Аналогичным образом этот эпизод был отражен в протоколе очной ставки между Давыдовой и Розенфельд от 21 апреля 1935 года. Давыдова якобы заявила:
В 1935 г. после опубликования приговора по делу Кирова, когда я читала газету, ко мне подошла Н. А. Розенфельд. Я ей сказала: “Видите, вот всех поймали, то же самое будет со всеми, кто устраивает заговор против Сталина”… На это Н. А. Розенфельд ответила: “Погодите, наше время еще впереди” [889] .
888
Там же. Д. 108. Л. 57.
889
Там же. Д. 111. Л. 190.