Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
Но Нина Розенфельд тут же возразила:
Я это отрицаю. У нас был совершенно другой разговор с Зинаидой Ивановной. Мы были вдвоем, это было вечером. Мы говорили о том, что Киров убит на личной почве и что это инсценированный процесс. Это было в библиотеке, вечером, после какого-то заседания. Зинаида Ивановна говорила, что все осужденные по делу Кирова осуждены неправильно, что они не являлись виновниками убийства Кирова. С этим мнением Давыдовой я не соглашалась [890] .
890
Там же.
Давыдовой пришлось возражать, что это-де другой разговор, который якобы состоялся до опубликования приговора. Однако это противоречит словам Розенфельд, которая прямо говорит об “осужденных”, то есть о людях, в отношении которых приговор суда уже вынесен. Странно и то, что в том разговоре, который, по показаниям
В целом очные ставки никаких новых сведений следствию не добавили, противоречий толком не устранили, но сыграли определенную роль в подготовке подследственных к процессу.
116
Семнадцатого апреля состоялся последний допрос неудачливого разведчика Михаила Чернявского. Следователи Дмитриев и Черток начали с расспросов о второй поездке Михаила Кондратьевича в США в начале 1934 года. Особенно их интересовал вопрос, встречался ли Чернявский в Америке с Ряскиным. Однако Чернявский ответил отрицательно, сославшись на официальный характер работы в составе комиссии (пусть и опять под псевдонимом “Иванов”) и невозможность отлучки из Нью-Йорка в Бостон. А после Нью-Йорка комиссия вообще отправилась на юг Америки. Чернявский даже не пытался установить с Ряскиным письменную или иную связь, так как, по его показаниям, смысла в этом не видел: он к тому времени не имел “никаких более или менее существенных результатов в проведении той контрреволюционной работы, которую… согласился вести”. Да и уже ведь была “установлена связь” с Раисой Беннет. Следователи расспросили также о профессорах Чесскисе и Халфине, о “старой эмигрантке еврейке” Мильман-Стар… Вновь вернувшись к Ряскину, поинтересовались, сообщал ли ему Чернявский о своей работе на Разведупр. На этот вопрос Чернявский ответил отрицательно:
Вы, может быть, мне не поверите, но я утверждаю, что я Ряскину не заявлял о том, что являюсь сотрудником Разведупра. Логически, может быть, это бессмысленно, но фактически это было так [891] .
При этом Чернявский категорически отвергал предположения следователей о том, что он мог сообщить Ряскину “что-либо, что могло раскрыть ему работу Разведупра в Америке, резидента Разведупра и прочее”. Кстати, это показание не помешало Светлане Лоховой, старающейся любой ценой беллетризировать свое повествование, вставить в главу о Чернявском следующую фразу (почему-то со ссылкой на Энциклопедию военной разведки):
891
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 111. Л. 137–138.
Неизвестно, что именно поведал он троцкистам о своей миссии, но он определенно сказал им, что работает на военную разведку [892] .
Следователи потребовали, чтобы Чернявский описал свою нелегальную работу в Бостоне во время первой командировки в США. Михаил Кондратьевич показал:
Я должен был использовать все легальные возможности для подбора для Разведупра данных обо всем, что есть ценного в американской военной химии… Мне приходилось бывать в библиотеках института, следить за всем тем ценным, что туда попадает, брать все это на заметку и сообщать резиденту, с кем я был связан, для изъятия этих книг… Агентуры в моем распоряжении не было. Из нелегального аппарата я знал только резидента, который находился в гор. Нью-Йорке. Я ему давал сведения о том, где какие изданы материалы, дающие представление о новинках в военно-химическом деле. Повторяю, что он уже сам принимал меры к изъятию этих материалов [893] .
892
Lokhova, Svetlana. The Spy Who Changed History. P. 77.
893
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 111. Л. 138.
Личность нью-йоркского резидента можно установить из протокола допроса друга Чернявского М. И. Новожилова [894] , которому Михаил Кондратьевич этот секрет попросту выболтал. Работник Разведупра Давид Александрович Угер прибыл в Америку 17 июня 1930 года в группе из тринадцати инженеров на трансатлантическом пароходе “Олимпик”, чтобы стать сотрудником авиаотдела Амторга и заниматься под этим прикрытием шпионской деятельностью. Впрочем, Угер действительно был инженером, так как окончил соответствующий факультет Военно-воздушной академии и параллельно год проработал в ЦАГИ. Судя по опубликованным данным [895] , он хорошо говорил на немецком и английском языках. Легальная его деятельность также
894
Там же. Д. 110. Л. 174–184.
895
Алексеев М. А., Колпакиди А. И., Кочик В. Я. Энциклопедия военной разведки. 1918–1945 гг. М., 2012, с. 777–778.
Под конец допроса следователи вернулись к “террористическому” высказыванию Чернявского о Сталине, о котором на допросах показали друзья Михаила Кондратьевича Новожилов и Иванов. Обсуждая поездку в Турцию наркома обороны Ворошилова, Чернявский заметил: “Жаль, Сталин не едет за границу, его бы там наверное убили, ну что же, тем лучше”. Да еще потом добавил, что убийство Сталина – это “единственный путь для изменения положения в стране”. Это уже явный террор – пусть и в виде намерения, но судить можно как за фактический. Чернявскому были предъявлены соответствующие протоколы допросов. И Михаилу Кондратьевичу, вставшему на путь сотрудничества со следствием, ничего не оставалось, как признать правильность показаний своих друзей. На этом допрос окончился, и Чернявский, поставив свою подпись под протоколом допроса, был уведен в камеру, где ему оставалось лишь ждать окончания следствия, суда и увода в расстрельный подвал.
В предисловии к своей книге The Spy Who Changed History Светлана Лохова описывает дело Чернявского следующим образом:
Историческое значение имеет дело работника военной разведки Михаила Чернявского. В то время его террористический заговор был в центре внимания спецслужб и политической элиты. За все время в НКВД подчеркнули лишь два разведсообщения, одно из которых было получено от источника в Бостоне и касалось роста влияния в Москве троцкистской оппозиции, связанной с международным революционным движением. Чернявский был главарем заговора с целью убийства Сталина и замены его Троцким. Именно на пули Чернявского ссылался Сталин в своей речи перед выпускниками академий Красной армии, произнесенной в Кремле 4 мая 1935 года: “Но эти товарищи не всегда ограничивались критикой и пассивным сопротивлением. Они угрожали нам поднятием восстания в партии против Центрального Комитета. Более того: они угрожали кое-кому из нас пулями. Видимо, они рассчитывали запугать нас и заставить нас свернуть с ленинского пути” [896] .
896
Lokhova, Svetlana. The Spy Who Changed History. P. 12.
Эту идею Лохова заимствовала у Юрия Жукова, который считал, что слова Сталина про пули не относятся к Зиновьеву и Каменеву, так как в противном случае вождь вполне мог бы назвать этих двоих по именам [897] . А на самом деле якобы он имел в виду “кремлевский заговор правотроцкистского блока” под руководством Енукидзе – Петерсона, которые намеревались устроить переворот и арестовать или убить членов Политбюро. Жуков в своих работах, посвященных “кремлевскому делу”, проводит идею, что Сталин узнал о “заговоре” Енукидзе и военных раньше чекистов – то ли из доноса А. С. Сванидзе, то ли благодаря провидческому дару. Поэтому он-де поручил Ягоде расследовать этот заговор (по Жукову, именно в нем и заключалось существо дела под кодовым названием “клубок”), а для прикрытия – раскручивать дело уборщиц, библиотекарш и сотрудников комендатуры. В отличие от Жукова Лохова отдает приоритет в области террора “троцкисту” Чернявскому. Но если судить по опубликованному в газетах тексту речи, слова Сталина явно относились не к Чернявскому и уж конечно не к Енукидзе с Петерсоном (к 4 мая 1935 года даже следствие по “кремлевскому делу” еще толком не закончилось, а последние двое преспокойно гуляли на свободе) и даже не к троцкистам, а все же к “правым уклонистам”, возможно рютинцам. За несколько абзацев до упомянутого фрагмента можно прочесть:
897
Жуков Ю. Иной Сталин. М.: Вагриус, 2005, с. 175–176.
Были у нас товарищи, которые испугались трудностей и стали звать партию к отступлению. Они говорили: “Что нам ваша индустриализация и коллективизация, машины, черная металлургия, тракторы, комбайны, автомобили? Дали бы лучше побольше мануфактуры, купили бы лучше побольше сырья для производства ширпотреба и побольше бы давали населению всех тех мелочей, чем красен быт людей. Создание индустрии при нашей отсталости, да еще первоклассной индустрии, – опасная мечта” [898] .
898
Правда, № 123, 6 мая 1935 г.