Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
Следователи начали выяснять, о чем же говорили Чернявский и Беннет на “свидании” и сколько вообще было этих “свиданий”. Оказалось, что Михаил Кондратьевич вообще не был знаком с Беннет до встречи на Гоголевском бульваре (только смутно слышал о том, что есть такая сотрудница) и лишь во время первой встречи получил подтверждение, что Раиса Соломоновна действительно работает в Разведупре. Встреч всего было пять. Первая, как уже говорилось, произошла в ноябре 1933 года. После этой встречи Чернявский отбыл во вторую заграничную командировку, а вернувшись из нее, дважды встретился с Беннет летом 1934 года в саду им. Мандельштама (секретаря Хамовнического райкома) близ Комсомольского проспекта, четвертый раз – осенью 1934 года на Девичьем поле и пятый раз в январе 1935-го в здании Разведупра (Знаменка, 19). О разговоре на первом свидании Чернявский, напрягая воображение, показал следующее:
Я ей рассказал, что был завербован Ряскиным, американским троцкистом. Спросил ее, знает ли она это лицо. Она ответила, что Ряскин ей незнаком [827] .
Да
Я понял, что явка к Беннет была дана Ряскину кем-то из американских троцкистов. Беннет сказала, что, хотя она Ряскина и не знает, это не помеха для нашей совместной работы [828] .
827
Там же.
828
Там же. Л. 276.
Чекисты уже, наверное, понемногу начинали сожалеть, что вообще выдумали этого персонажа – только путается под ногами. Но нет таких препятствий, которые органы пролетарской диктатуры не смогли бы, создав, преодолеть.
Беннет мне рассказала, что связь с зарубежом можно будет поддерживать через нее, что она имеет уже налаженные каналы. Она мне рассказала, что связана с неким Тархановым, бывшим участником зиновьевско-троцкистского блока, также работником Разведупра, ведущим и в настоящее время троцкистскую работу, что Тарханова нет в Москве, что он в командировке на Дальнем Востоке. Беннет рекомендовала мне наладить связь с близкими мне товарищами и начать троцкистскую работу [829] .
829
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 110. Л. 276.
Зачем Беннет вообще назвала Тарханова, если тот был на Дальнем Востоке, – непонятно. То есть непонятно неискушенному читателю, а читатель искушенный знает, что на Тарханова поступали показания еще с декабря 1934 года от бывших зиновьевцев, арестованных после убийства Кирова. К тому же его фамилию назвал на “процессе 14-ти” один из этих “14-ти” – Владимир Румянцев, рассказывая о “группе безвожденцев”, то есть членов зиновьевской оппозиции, отказавшихся после ее разгрома на XVсъезде партии покаяться и отречься от своих взглядов [830] . В гражданскую войну и в 1920-х годах О. С. Тарханов (настоящее имя Сергей Разумов) был видным деятелем комсомола, работал и в Исполкоме КИМа, а в 1924 году был направлен на партийную работу в Ленинград. Неудивительно поэтому его сближение с Зиновьевым (на допросе в 1937 году “правый уклонист” Ф. П. Медведев назвал Тарханова “бывшим секретарем Зиновьева”) [831] . В 1926 году после партийного выговора он был направлен политическим советником в Китай. Вернувшись в 1927 году в Москву, он живо принял участие в деятельности “новой оппозиции” (даже, по показаниям зиновьевца А. А. Муштакова, писал духоподъемные “контрреволюционные” стихи с характерными зачинами: “На земле весь род людской”, “Все равно цекистское старание” [832] ) и в итоге был исключен из партии XV съездом. Он, хоть и считался членом группы “безвожденцев” (вместе с Сафаровым и Вардиным-Мгеладзе), все же быстро покаялся и был восстановлен в ВКП(б) в конце 1928 года. Проработав недолго заместителем заведующего агропромышленным отделом Татарского обкома ВКП(б), он в 1930 году поступил в ИКП и, видимо, тогда же был передан в распоряжение начальника Разведупра. В 1932-м его отправили по линии военной разведки на Дальний Восток. Однако Тарханов продолжал часто бывать в Москве, а с осени 1934 года, похоже, и совсем туда перебрался. Как показал Чернявский со ссылкой на Беннет,
830
Там же. Д. 128. Л. 198.
831
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 278. Л. 37–38.
832
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 120. Л. 160.
Тарханов является состоящим в распоряжении Начальника Разведупра, работает во 2-м отделе Разведупра, до моего ареста находился в Москве [833] .
Кстати, незадолго до ареста Чернявского Тарханов, по показаниям сослуживца Чернявского по Разведупру М. Н. Рябинина, выступил на собрании, посвященном закрытому письму ЦК в связи с убийством Кирова:
Тарханов каялся и отрекался от своей прежней причастности к оппозиции. В связи с этим выступлением Тарханова кто-то из членов ячейки (какая-то женщина), обсуждая вопрос о необходимости повышения теоретического уровня членов нашей ячейки, заявил, что Чернявский допускает троцкистские трактовки и не дает развернутой критики троцкизма на занятиях кружка, руководителем которого он был [834] .
833
Там же. Д. 110. Л. 279.
834
Там
Кроме того, на Тарханова только что были получены показания и от его хорошего знакомого Георгия Борисовича Скалова. Хотя Тарханов по-дружески навестил Скалова в больнице после того, как партком ИККИ вынес постановление об исключении того из партии, Скалов, избравший путь сотрудничества со следствием, на допросе показал, что его бывший коллега по группе советников в Китае является контрреволюционером, резко настроенным против сталинского руководства. Именно поэтому следователи и уделили Тарханову столько внимания. В показаниях Чернявского утверждается, будто он узнал от Беннет, что Тарханов не прекращал вести “троцкистскую” работу даже после восстановления в партии. Поэтому Михаил Кондратьевич решил поближе познакомиться с ним. Начиная с осени 1934 года он якобы трижды встретился с Тархановым, рассказал ему о своей троцкистской работе:
Мои отношения с Тархановым не успели развиться в связи с моим арестом. Всего у меня было три встречи с Тархановым: первая во дворе, о которой я показывал выше, и две у него в кабинете. В разговорах со мной Тарханов в мрачных красках обрисовывал положение внутри страны, говорил, что бюрократия давит все живое. Тарханов враждебно отзывался о Сталине, говорил, что установился якобы режим хуже царского, что в стране существует “сверхэксплуатация” рабочего класса [835] .
835
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 110. Л. 281.
Чекисты явно готовились к аресту Тарханова. Однако вместо тюрьмы Тарханов был отправлен советником Полпредства СССР в Монголии. Арест отложили до лета 1937 года.
Собственно, рассказ о “контрреволюционной деятельности” Тарханова и был той “полезной” информацией, которую Чернявский якобы получил от Беннет. Больше ничего ценного Михаил Кондратьевич от Беннет не узнал, никаких директив от нее не получал, “ибо в силе все время оставались те указания, которые я получил еще в бытность свою в Америке от Ряскина”. Наоборот, это он информировал Беннет
о том, как идет выполнение этих директив… как идет троцкистская работа, которую я вел и мои товарищи. Этой информацией были заполнены все встречи [836] .
Зачем Раисе Беннет понадобилась эта информация, пока что оставалось невыясненным.
108
Чекисты продолжали разрабатывать “самарскую” линию Скалова. 8 апреля допросили подругу Екатерины Мухановой Лидию Перельштейн. Это был уже второй ее допрос – предыдущий состоялся 1 апреля [837] . На нем Лидия рассказала об отце – железнодорожном служащем (мать ее умерла еще до революции). При отходе белых из Самары отец Лидии и ее старший брат Виктор (служивший в белой армии) ушли вместе с ними, и Лидия, не имевшая по молодости лет средств к существованию, вынуждена была последовать за ними. Виктор служил в звании прапорщика в отряде Каппеля и был убит в боях с красными под Курганом (как и служивший в этом же отряде жених Е. К. Мухановой Борис Бузков). В 1920 году Лидия с отцом вернулись в Самару, где в 1925 году отец умер. Но сама Лидия уже в 1921 или 1922 году (вместе с Мухановой) перебралась в Москву для учебы в 1-м МГУ на факультете общественных профессий. В Москве подруги встретили своего земляка Скалова и переехали в его служебную квартиру в Армянском переулке. Следователь Гендин спрашивал Перельштейн о Скалове, его сестре Надежде и о Мухановой. Но ничего сенсационного Перельштейн рассказать не смогла. На допросе 8 апреля Гендин продолжил расспросы об участниках “белогвардейской группы” Мухановой – Головском, Рудневых, Чернозубовых, Ивановой. Особенно заинтересовала следователя сестра Скалова – Надежда. В связи с этим Лидия Ивановна рассказала целую историю – так получилось, что, работая научной сотрудницей ИМЭЛ, она из-за жилищного кризиса продолжала жить в одной квартире с матерью Георгия Борисовича и поэтому довольно часто виделась со Скаловой.
836
Там же. Л. 279.
837
Там же. Л. 101–111.
Когда Надя Скалова посещала свою мать, она обычно заходила и ко мне… У меня она встречалась с Мухановой Екатериной и моим близким знакомым Лапиным, Осипом Николаевичем. Он является заведующим отделом в объединении “Химснабсбыт”. Отец его работал в прошлом у Нобеля. С Лапиным я знакома около десяти лет; он часто бывает у меня дома, и я являюсь его фактической женой. Когда Скалова бывала у меня дома, она часто открыто высказывала свое враждебное отношение к советской власти. В связи с этим Лапин неоднократно и настойчиво рекомендовал мне порвать с нею отношения, характеризуя ее как человека, чуждого советской действительности. Был случай, когда Лапин заявил в глаза Скаловой, что он считает ее “типом из “Руля” [эмигрантской общественно-политической газеты кадетской ориентации. – В. К.]. В свою очередь и Скалова высказывала антипатию в отношении Лапина. Будучи ярой антисемиткой, она говорила мне: “Брось ты этого жида” (Лапин по национальности – еврей) [838] .
838
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 110. Л. 294.