Анатомия страха
Шрифт:
— Григорий Андреевич, вы не ошибаетесь? — засомневался Иван.
— Ни в коем случае. Я тогда очень хорошо ее запомнил. Не знаю даже, почему сразу не сообразил, о ком вы говорите. Позвольте спросить, а почему она вас интересует?
Иван вкратце изложил обстоятельства дела. Китаев слушал внимательно, не перебивая, теребил бородку клинышком, которая вместе с очками в тонкой золоченой оправе, строгим черным костюмом и цепочкой карманных часов-луковицы на жилете, делала его похожим на земского врача или учителя. Логунову Григорий Андреевич напоминал портрет Чехова.
— Все это, Ваня, несколько странно, но тем не
— Почему?
— У нее не слишком хорошая репутация. Не в профессиональном смысле, упаси Бог. Просто ее покойный муж был сотрудником госбезопасности. В городе ходили слухи, что и сама она связана с этой конторой. Те, кому есть чего скрывать, к ней не обращаются, боятся, что под гипнозом — а гипнозом она владеет в совершенстве — скажут что-нибудь лишнее.
— Вот только этого еще не хватало! — вздохнул Иван.
— К тому же ученичок ее поведал, что особа она решительная и хладнокровная. Мастер спорта по стрельбе, занималась восточными единоборствами, даже пояс какой-то имеет. — Взглянув на помрачневшее лицо майора, Китаев добродушно усмехнулся: — Пожалуй, Ваня, вы уже жалеете, что зашли ко мне. Хотя я не совсем понимаю, почему. Даже если эта дама действительно оттуда, что это меняет? Боитесь, что соседи отнимут?
— Это не самое страшное, пусть отнимают, забирают и делают с ней что захотят, едят с кашей и так далее. Хотя я крупно сомневаюсь, что заберут. Просто если она такая вся супер-пупер, ловить ее можно до морковкина заговенья. К тому же у следователя другой фаворит. Так, ни улик, ничего, одни логические выкладки. Как, впрочем, и по Гончаровой. Доказать, что человек не виноват, — это не наша забота, этим пусть суд присяжных занимается. А мы должны доказывать, что человек как раз виноват.
— Но если вы докажете вину настоящего преступника, разве это не будет доказательством невиновности другого человека? — удивился Китаев.
— Так-то оно так… Но пока этот самый человек ведет собственное расследование, чтобы найти преступника и доказать свою невиновность. Он, понимаете ли, реалист. Хотя бы уже потому, что наш бывший коллега.
Илона лежала на широкой гостиничной кровати, подперев голову рукой, и по коротким отрывистым репликам Глеба пыталась определить, о чем идет речь. Он разговаривал по мобильному и хмурился все больше. Точно так же, как и небо за окном. Ветер уже не свистел, а завывал. Лето кончилось буквально на глазах. К стеклу прилип желтый разлапистый лист, похожий на расплющенную любопытную физиономию. На море, которое вдруг стало пугающе близким, бушевал шторм.
Наконец Глеб закончил разговор. С минуту он сидел на кровати, глядя на несущиеся по странно низкому, почти питерскому небу рваные тучи. Илона ждала.
— Похоже, каникулы кончились, — сказал он, запуская под одеяло
Илона взвизгнула и поджала ногу.
— Что случилось? — спросила она.
— Мой бухгалтер смылся с деньгами, предназначенными для крупной сделки.
— И… что?
— Хорошего мало. Не банкротство, конечно, на попугая-матерщинника хватит, но если в ближайшие дни деньги не вернуть или не оттянуть подписание контракта хотя бы на неделю, мало не покажется. Не подпишем — придется новых поставщиков искать, а это время. Дома уже почти готовы, сроки кончаются. Задержка с отделкой — неустойки. Есть человек один, который деньги возвращает, он мне кое-что должен, но говорить с ним надо лично, не по телефону. Так что лететь придется сегодня. Если самолеты летают, конечно.
Илона потянулась за халатом. После обеда, отправив Аллу с Викой спать в их номер напротив, они тоже по обыкновению нырнули в постель. Вот тут-то и раздался звонок.
Наскоро одевшись, Глеб накручивал номер справочной аэропорта. Минут через десять это наконец ему удалось.
— Рейс есть, вечерний. И билеты есть. А вот полетит или нет, это они не знают. Сейчас пока летают, а вот что будет через пять часов… Все равно надо собираться.
— Боже мой, как не хочется! — простонала Илона.
Глеб посмотрел на нее удивленно.
— Ну оставайтесь. Не знаю только, что вы тут будете делать. В окно смотреть? Вон дрянь какая на улице, не хуже, чем в Питере.
— Да нет, ты не понял, — невнятно ответила Илона, сжимая во рту шпильки, которыми закалывала на затылке заплетенную косу. — Здесь так хорошо было. Как никогда. И вот так, в один момент… Будто проснулась.
— Илонка! — Глеб вытащил у нее изо рта шпильки и прижал ее к себе. — Все равно ведь надо рано или поздно возвращаться. Так продолжаться не может. Или ты хочешь оставить все как есть? Сама говорила, что больше с ним жить не можешь. Но если человек действительно не может, он что-то делает.
— Нет, я действительно больше не могу. И сделаю. Но я боюсь!
— Илонка, ты же сильная!
— Я тоже так думала, — вздохнула она. — Но он псих! Я боюсь даже не его самого, а его непредсказуемости. Он вне логики. Знаешь, — Илона невесело рассмеялась, — мне сейчас в голову пришло, что мы с ним чем-то похожи. Он трус и мелкий пакостник, но играет супермена, а все вокруг верят. А я его боюсь, но изображаю эдакую… налечу и растопчу. И он тоже верит. Но если вдруг поймет, что я играю…
— Так не давай ему такой возможности! — Глеб стукнул кулаком по колену и поморщился от боли. — Не появляйся там больше. Паспорт и свидетельство о рождении Вики у тебя, а остальное неважно. Барахло купишь новое, подашь заявление на развод. Сразу, как вернемся.
— Глеб, мне надо забрать украшения…
— Илона!!!
— Это мамины украшения. И еще кое-что. Глеб, это память, я не могу их оставить. Ты не волнуйся, я войду в квартиру, только если буду абсолютно уверена, что Свирина там нет. Думаешь, мне хочется с ним встречаться?
— У меня хороший адвокат. Думаю, с Викой все будет в порядке. Да и вообще, насколько я знаю, чтобы суд оставил ребенка с отцом, надо не только заплатить всем, кто не поленится взять, но и представить веские доказательства, что мать алкоголичка, наркоманка и вообще антиобщественная личность. Как у тебя с моральным обликом за последние десять лет?