Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования

Шенон Филип

– Думаю, если бы я знал об этом с самого начала, я бы возражал, – признался Макклой, – но что толку плакать над пролитым молоком.

Уволив Редлика, комиссия продемонстрирует свою слабость перед давлением справа и тем самым окажется уязвима для критики слева.

– Увольнение Редлика никакой пользы нам не принесет, – рассуждал Макклой. – Это порядочный человек, добросовестный юрист, пусть даже в политике он склоняется влево.

Рэнкин добавил два предостережения членам комиссии, оба весьма серьезные. Во-первых, без Редлика им придется писать отчет самостоятельно или искать другого столь же неутомимого работника, как тот, которого они собрались уволить. «Не думаю, что вы готовы взять на себя задачу писать отчет», – заявил он членам комиссии так, словно другого выхода

у них не останется. А еще членам комиссии следует призадуматься вот о чем: если они уволят Редлика по соображениям безопасности, тем самым они признают, что позволили «подрывному элементу» месяцами рыться в материалах, среди которых имелись и самые секретные правительственные документы. Подобное обвинение – «самое страшное, что может случиться с комиссией».

Первым на попятный пошел Рассел.

– Мы так и так окажемся в проигрыше, – забеспокоился он.

И Форд, посрамленный – меньше всего ему хотелось брать на себя роль прокурора на том трибунале, который предлагал организовать Уоррен, – снял с повестки дня свое предложение.

– Я бы не стал брать на работу в комиссию человека, связанного с организациями или кампаниями крайне левых или крайне правых, – повторил он, – но я не буду настаивать. Полагаю, я и так уже достаточно подробно выразил свое мнение для протокола.

На том Уоррен поспешил закончить собрание. Редлик остался сотрудником комиссии, и ему предстояло в ближайшие дни взяться за заключительный отчет.

Коллеги Уоррена с восторгом и облегчением приняли эту весть. Умолкла ожесточенная критика председателя Верховного суда: придя на защиту Редлика, Уоррен оправдался в глазах молодых сотрудников, и они вновь видели в нем поборника честной игры и порядочности.

Благодарность Редлика проявилась в его отношении к работе. Прежде он принадлежал к числу тех штатных юристов, которые противились требованиям поторопиться и перейти к написанию заключительного отчета, но теперь, когда ему сохранили место в комиссии, Редлик с готовностью стал выполнять пожелания Уоррена, в том числе пошел навстречу его требованию подготовить заключительный отчет в ближайшие недели. «Отношение Редлика к делу изменилось, – вспоминал Берт Гриффин. – Все стало по-другому. Теперь, когда Уоррен сохранил работу за ним, Редлик уже не возмущался, что его торопят выполнить работу быстрее, чем мы все считали возможным. Уоррен спас его шкуру, и Редлик не мог этого не понимать»⁹.

Глава 37

Дом Джеймса Хости

Даллас, Техас

23 апреля 1964 года, четверг

В доме агента ФБР в Далласе Джеймса Хости телефонный звонок раздался примерно в 10.30 вечера¹. Дело было в четверг, 23 апреля, и звонил агенту Хью Эйнсворт из The Dallas Morning News. Новости для агента были нерадостные.

– Завтра мы публикуем статью, – сообщил Эйнсворт. – Хотите что-то прокомментировать?

Газета намеревалась выступить с утверждением, будто Хости задолго до убийства было известно, что Освальд опасен и потенциально готов к убийству Кеннеди, но Хости и ФБР не поделились этой информацией ни с полицейским управлением Далласа, ни с Секретной службой. Информация исходила от лейтенанта полиции в Далласе Джека Ревилла, который заявил, что вечером в день убийства Хости подошел к нему и доложил: Освальд уже несколько недель находился под наблюдением ФБР, и Бюро было прекрасно осведомлено о том, какую он представляет собой угрозу. Сообщение Ревилла было запротоколировано во внутренней служебной записке, которую полиция затем передала комиссии Уоррена.

Впоследствии Хости будет настаивать, что Ревилл солгал, а он, Хости, ничего подобного не говорил. Но Эйнсворту он так ответить не мог: по уставу ФБР для любого разговора с журналистом ему требовалось предварительное разрешение. «Комментариев не будет» – вот и все, что он сказал Эйнсворту, и повесил трубку. Затем Хости вернулся в постель и попытался уговорить себя,

что статья, может быть, окажется не такой уж «чудовищной».

Несколько часов спустя телефон зазвонил снова, вырвав Хости из беспокойного сна. На этот раз позвонил сам босс, глава отделения ФБР в Техасе Гордон Шэнклин.

– Послушайте, мне звонил Эйнсворт и сказал, что они готовят статью о том, как вы сказали Ревиллу, что знали: Освальд способен убить президента.

Шэнклин приказал Хости немедленно явиться в офис и подготовить ответ, который в ту же ночь будет отправлен в штаб-квартиру в Вашингтон – авось, удастся хоть как-то смягчить ущерб от статьи. Хости поспешно оделся. «Когда я шел к машине, я поглядывал на окна соседских домов и прикидывал, что все эти люди подумают утром, когда, сидя в халатах за чашкой кофе, прочтут The Morning News».

Он добрался до офиса к четверти четвертого утра. Первый выпуск газеты уже лежал на столе у Шэнклина. Жирный заголовок на первой странице: «ФБР ЗНАЛО, ЧТО ОСВАЛЬД ГОТОВ К ПОКУШЕНИЮ».

– О боже! – простонал Хости.

Он торопливо пробежал глазами статью. Конечно же, это подстроила полиция Далласа, на него вновь пытаются свалить вину за ту неразбериху в работе органов правопорядка, в результате которой погиб сперва Кеннеди, а потом и Освальд. В качестве источника информации упоминалось «лицо, близкое к комиссии Уоррена». В передаче Эйнсворта выходило, будто Хости сказал Ревиллу, что ФБР знало о готовности Освальда к убийству, «но мы и думать не думали, что он это сделает». Полиция утверждала, что Ревилл подал рапорт спустя всего несколько часов после разговора с Хости.

Отложив газету, Хости обернулся к Шэнклину:

– В этой статье все переврали. Не понимаю, как можно публиковать такую чушь! – сказал он.

Хости признал, что в день убийства разговаривал с Ревиллом и высказал предположение, что Освальд «замешан в этом». Но при этом Хости категорически отрицал какие-либо упоминания о склонности Освальда к насилию, о том, что тот был способен на убийство президента. Пока не произошло несчастье, Хости, по его словам, вообще не подозревал, что Освальд представляет собой угрозу Кеннеди или кому-либо другому. Именно так он и собирался заявить комиссии Уоррена – слушания были назначены на первые числа мая, и Хости нервничал заранее. Шэнклин приказал ему письменно изложить собственную версию событий с тем, чтобы тут же отправить ее по телетайпу в Вашингтон. Оба агента рассчитывали, что телетайпное сообщение попадет на стол Гуверу первым, еще до того, как он откроет поутру The Morning News. Было понятно, что статья приведет Гувера в ярость и достанется всем – и полиции Далласа, и агентам ФБР.

Телетайп в самом деле выручил: к большому облегчению Шэнклина и Хости на следующее утро Гувер вступился за них. Вооружившись письменным объяснением Хости, Гувер сделал в Вашингтоне заявление, категорически отрицавшее утверждения полиции Далласа. Рассказ Ревилла он назвал «насквозь фальшивым».

Хости обрадовался: «Пока что меня не уволят», хотя и понимал, что его будущее в ФБР сделалось сомнительнее прежнего. Статью Эйнсворта подхватили и перепечатали газеты по всей стране.

Большую часть следующей недели Хости готовился давать показания перед комиссией в Вашингтоне. Он начал «утомительную, но тщательную проверку всего» материала по Освальду, скопившегося в отделении ФБР в Далласе. Вскоре Хости обнаружил пропажу двух документов. Оба пришли осенью из Вашингтона и касались поездки Освальда в Мексику. Во-первых, это был отчет из штаб-квартиры ФБР от 18 октября, указывавший, что Бюро знало о слежке, установленной ЦРУ за Освальдом в Мексике. Во-вторых, служебная записка от 19 ноября, подготовленная отделением ФБР в Вашингтоне, где речь шла о письме Освальда в советское посольство в Вашингтоне: в этом письме упоминалась его поездка в Мексику и тамошние контакты с советским дипломатом. Относительно дипломата указывалось, что это неопознанный агент КГБ. Хости пытался понять, зачем из дела устранили эти два файла. Неужели кто-то пытался их скрыть, «в надежде, что я их еще не видел?».