Анчутка
Шрифт:
Отца Мирослав припомнил. К горлу ком горечи подступил, заныло в груди, сердце тоской скрутило. Чем печаль унять? Обнять бы любу свою, боль утолить. А всё без толку по рощам бродит — нет нигде девицы. Испереживался весь. Дурёха! Кабы в беду не попала.
Мирослав то остановится — слушает, то на земле след её ищет, хоть знак какой. То ветка сломленная, то отметина от сапога. Да что искать — анадысь здесь загонщики зверьё дикое гнали. Вот свежие. Одна отметина особо внимание привлекла — отпечаток явно женской ступни на грязи возле лужицы мелкой среди прочих больших конских полукруглых с двумя рожками. Убежала! Сначала Мирослав опечалился. Брови смежил, защемило
Больше его ничего не держит здесь. Настало время отомстить Военегу и Извору — двум когда-то родным людям, которые стали ему врагами кровными. Намереваясь убить их сразу ли, по отдельности ли, или хотя бы одного с собой на тот свет потащить, Мирослав направился к становищу. Вот и дружинники его отыскали. Окружили со всех сторон. Подойти не смели — рядом шли. Так толпой из лесу и вышли.
— Извор, иди сюда и сразись со мной! — кричал Мирослав войдя на поляну, которая была полна бранных мужей. Тот не откликался.
Мирослав непрестанно призывал его к себе, кидаясь на собравшихся дружинников диким взором, а те ражно щерились своими клинками.
— Мирослав, я рад что ты вернулся, — раздалось довольно-таки радушно — Военег встречал его возле своей палатки. — Извора ищешь? Он разве не с тобой?! Нет? — слегка удивился, недомышляя, где сын пропал.
— Коли его нет здесь — пол беды, будет легче справиться с вами — по одному на тот свет отправлю душегубцев!
— Тпррру, — притормозил того словно какого рысака ретивого. — Глядите-ка, прыткий какой? — запыхтел надменно, понимая, что до Мирослава верно правда дошла. — Чего так расшумелся? Охолонись! Меч свой в ножны убери — мне с тобой перетолковать кой о чём надобно!
— Ты отца моего загубил — речь с тобой держать не собираюсь!
— Извор где? — вполголоса Военег у сотского испрашивает, за того переживая малость.
— Мы с ним в дубраве расстались. Он нас к Мирославу послал. Сказал там половцы на подступах. Половцев не встретили, хотя слышали, как те уходили. Догонять не стали — по твоему указу, воевода, Мирослава к тебе вели.
— Возьми меч, — ни на миг не унимался Мирослав, выкрикивая поверх голов дружинников, — чтоб меня не назвали убийцей. Пусть Бог рассудит нас в честном поединке!
— Ох, ох! Настращал-то как, — Военег издевательски того подтрунивает. — Коли так, я даже меч в руки не возьму, а тебе ко мне не подступить даже.
И верно, Мирослава от Военега отделяла немалая дюжина витязей лютых. А всё едино — не остановить ищущего справедливости. С мечом наперевес, возвестив о своём праведном гневе лютым рёвом, Мирослав в сечь пустился в неумолимом стремлении сблизиться с Военегом.
— Остановить его, — воевода коротко отдал приказ. — Только смотрите, жениха мне не попортите — венчание скоро.
Первого воина Мирослав поразил в несколько махов и, подхватив его выпавший меч, рубясь обоеруко шёл к своей цели. С парой следующих ратников пришлось повозиться. Но и полученная в этом бою рана не остановила Мирослава от сей опрометчивой затеи.
Он рубил нещадно. Сам был истерзан острыми кромками, но всё ещё стоял на ногах. Не смотря на то, что Мир подходил всё ближе к стрыю, морочная надежда на отмщение истлевала ровно на столько, насколько его оставляли силы.
— Тебе не одолеть меня, братыч. Смирись уже! — выкрикнул тот Мирославу, когда очередные воины пошли наступом на обезумевшего от кровной мести племянника.
Он не слышал слов, вернее, не слышал о том, что
Тот наблюдал за происходящим с каменным лицом. Вот упал один его кметь, отброшен другой, этому боярину Мирослав надрубил предплечье, а следующего опрокинул на клинок, выброшенный другим в колющем ударе.
Буйство сердечное и душевное запалило Мирослава. Гнев помутил его разум. Он понимал то, что иной возможности может и не стать, поэтому рубился не щадя ни себя, ни других. И вот, когда последний военегов ближник, преграждающий путь, встал на колено с надсечённым бедром, когда открылся долгожданный просвет в сем смертоносном проходе, который Мирослав преодолевал словно терновые заросли, когда вскинул руки над своей головой, сцепив обеими руками черен своего меча, вкладывая в свой удар всё своё негодование на дядьку — а тот как и прежде стоит без движения, только короткая борода немного от ветра колышется — вот тогда, когда с сокрушительной мощью его меч падал на убийцу отца, а сердце в ожидании отмщения изнывало от предчувствия, его удар был отражён снизу превосходящей силой, которую Мирослав признал сразу — это Извор. Он только сейчас вернулся и, на ходу слетев со своего Буяна, вклинился в сей поединок.
С этой мощью уже не поспорить, к тому же Мирослав выдохся и дрогнул. Что же так поколебало полянина? Осознание предательства от человека, от которого этого не ожидал. Хотя чем Извор лучше или хуже его самого? Ведь Мирослав, участвуя в крамоле, предал его первым!
Извор наступал. Его удары были сокрушительными, несмотря на колотую рану на груди, верно полученную в бою с Храбром — странно, почему Мирослав не увидел её раньше? Его клинок высекал искры, оставляя зазубрины на острых кромках. Мирослав отступал. Руки не слушались. Всё труднее было удержать меч. Очередным ударом он был выбит. Подлетев вверх и прокрутив в воздухе пару финтов, воткнулся возле ног злобного стратига.
Мирослав истощённый боем опустился на колени. Сник. Он пытался отдышаться, но с трудом давалось. Сырой воздух обжигал его лёгкие.
— Чего ждёшь, а? — прохрипел сквозь окровавленные губы. — Ну! — воскликнул, уперевшись грудью в выставленный в его сторону меч Извора.
— Смирись. Всё кончено, — Извор говорил надломлено и тихо, что было слышно им двоим.
— Ты уже сделал это с моим отцом, давай повтори ещё раз! — Мирослав поддался вперёд.
— Я не хочу убивать тебя, — Извор не отступил, а остриё его меча пустило кровь, окрашивая свитку Мирослава алым кругом. — Остановись же, — с содроганием сердечным пытался того упросить. — Иначе отец будет искать её, — процедил сквозь сомкнутые зубы, чувствуя давление на меч. — Сделай, что он просит, брат.
— После этого никогда нам с тобой более не быть братьями, — процедил злобно.
Мирослав был готов погибнуть, но не сдаться — раз Бог их так рассудил. Он не желал смириться перед этим поворотом судьбы. Погибнуть, но с честью! Громко ухнув уже был готов на клинок изворов упасть, да только приспешники военеговы удалее оказались— ударом по затылку, Мирослав был оглушён.
***
Незадолго до этого.
Ветки хлестали по лицу, драл кожу подмаренник. Опутывая голые ноги Сороки, он будто кричал ей: стой, воротись назад, словно вторил воплю её сердца. Мысли бились. Сердечное трепыхание в груди было созвучного перестуку копыт ханского табуна на перегоне.