Андреев Д.Л. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1: Русские боги: Поэтический ансамбль.
Шрифт:
От истязаний, вшей и голода.
Но здесь, в провалах бытия,
Мы все трудились, обезличены,
Забыв о счетах, – и друзья,
И жертвы сталинской опричнины.
Все стало мутно… Я забыл,
Как жил в Москве, учился в Орше я…
Взвыть? Шевелить бунтарский пыл?
Но бунтаря ждало бы горшее.
А так – жить можно… И живут…
Уж четверть Скривнуса освоили…
На зуд похожий, нудный труд –
Зовется
…В Скривнусе он чувствует подлинное лицо обезбоженного мира.
Сознание души озаряется мыслью: стоило ли громоздить горы жертв – ради
этого?
4.
Но иногда… (я помню один
Час среди этих ровных годин) –
В нас поднимался утробный страх:
Будто в кромешных,
смежных мирах
Срок наступал, чтобы враг наш мог
Нас залучить в подземный чертог.
С этого часа, нашей тюрьмы
Не проклиная более, мы
Робко теснились на берегу,
Дать не умея отпор врагу.
Море, как прежде,
блюло покой.
Только над цинковой гладью морской
В тучах холодных вспыхивал знак:
Нет, не комета, не зодиак –
Знак инструментов неведомых вис
То – остриями кверху,
то вниз.
Это – просвечивал мир другой
В слой наш – пылающею дугой.
И появлялось тихим пятном
Нечто, пугающее, как гром,
К нам устремляя скользящий бег:
Черный,
без окон,
черный ковчег.
В панике мы бросались в барак…
Но подошедший к берегу враг
Молча умел магнитами глаз
Выцарапать из убежища нас.
И, кому пробил час роковой,
Крались с опущенною головой
Кроликами
в змеиную пасть:
В десятиярусный трюм упасть.
А он уже мчал нас – плавучий гроб –
Глубже Америк, глубже Европ.
Омутами мальстрема – туда,
Где трансфизическая вода
Моет пустынный берег – покров
Следующего
из нисходящих миров.
5. МОРОД
Я брошен был на берегу.
Шла с трех сторон громада горная…
Тут море делало дугу,
Но было совершенно черное.
Свод неба, черного как тушь,
Стыл рядом, тут, совсем поблизости,
И ощущалась топкость луж
По жирной, вяжущей осклизкости.
Фосфорецируя,
По гиблым рвам мерцали почками,
Да грунт серел из темноты
Чуть талыми, как в тундре, почвами.
Надзора не было. И грунт
Мог без конца служить мне пищею.
Никто здесь не считал секунд
И не томил работой нищею.
Но, мир обследовав кругом,
Не отыскал нигде ни звука я:
Во мне – лишь мыслей вязкий ком,
Во мне – лишь темень многорукая.
И жгучий смысл судьбы земной,
Горя, наполнил мрак загробности;
Деянья встали предо мной;
И, в странный образ слив подробности,
Открылся целостный итог –
Быть может, синтез жизни прожитой…
Знобящий ужас кровь зажег,
Ум леденел и гас от дрожи той.
На помощь!.. Разве я готов
Обнять масштабы преступления?!
Мелькал оскал скривленных ртов,
Застенки, вопль, а в отдалении –
Те судьбы, что калечил я
Бессмысленней, чем воля случая,
Рывком из честного жилья,
Из мирного благополучия.
Я, наконец, постиг испод
Всех дел моих – нагих, без ретуши…
И тошный, ядовитый пот
Разъел у плеч остатки ветоши.
Хоть поделиться! испросить
Совета тех, кто выше, опытней,
Чья помощь смела б оросить
Бесплодно гибельные тропы дней!..
Узнал потом я, что Мород
Прозванье этого чистилища;
Что миллионный здесь народ
Томится, к выходу ключи ища;
Но из страдающих никто
Не видит рядом – тут – товарища:
Все тишью смертной залито
И ты б устал, живую тварь ища.
Один! один! навек один!
Бок о бок лишь с воспоминанием!..
Что проку в том, что крохи льдин
Я, как подачку темной длани, ем?
Жизнь догоревшая, светясь,
В мозгу маячила гнилушками,
И я, крича, бросался в грязь –
Лицо в ней прятать, как подушками.
Да где ж я, Господи?! на дне?
В загробном, черном отражении?..
И Скривнус раем мнился мне:
Там люди были, речь, движение…
Отдать бы все за ровный стук,
За рабий труд, за скуку драянья…
О, этот дьявольский досуг!
О, первые шаги раскаянья! –
Ни с чего другого, как с ужаса перед объемом совершенного зла,
начинается возмездие для душ этого рода.
6.