Андрей Боголюбский. Русь истекает кровью

Седугин Василий Иванович

От Ваузы двинулись сухим путем к Клязьме, мимо Москвы. На Рогожских полях случилось новое происшествие. Внезапно взбесившийся конь напал на беременную жену священника Николая, начал топтать ее копытами, а затем, запутавшись в ее одеждах, сильно покусал. Думали, что попадья уже мертва, и возвестили о том Николая. Тот же, воззрев на образ Святой Богородицы, взмолился: «Госпоже Пречистая Владычица! Аше Ты не избавиши ея от смерти, се уже мертва есть». И попадья поднялась, цела и невредима.

В десяти верстах от Владимира кони под иконою

вдруг встали. Запряжены были свежие кони, сильнее первых, но и они не тронулись с места, хотя, кроме иконы, в повозке ничего больше не было.

Пораженный этим чудом, князь Андрей велел остановиться и раскинуть шатер. Ночью к спящему Андрею явилась Божия Матерь с хартией в руке и приказала не везти ее икону в Ростов или Суздаль, а поставить в небольшом городке Владимире. На том же месте, где произошло видение, велела она соорудить каменную церковь во имя Рождества Богородицы и основать при ней монастырь.

Проснувшись, Андрей горячо молился и заложил на том месте, где являлась к нему Богоматерь, село Боголюбово, где потом построил богатую церковь. Вскоре село разрослось и сделалось городом.

Во Владимире для иконы был возведен особый собор. Оклад, которым Андрей украсил икону, отличался дивной красотой и богатством. Одного золота в него было вковано более тридцати гривен, не считая жемчуга, драгоценных камней и серебра.

ХV

Покой в Суздальской земле всколыхнула весть о смерти великого князя Юрия Долгорукого. Тотчас состоялся собор бояр, который провозгласил князем Андрея. Новый правитель своей волей малолетних сыновей Юрия Долгорукого с матерью отправил в далекую Византийскую империю и стал единолично править Залесской землей, как иногда называли Ростово-Суздальскую Русь.

Федор весь ушел в хозяйство. Яким корпел над летописью, поэтому пришлось разрывать себя между двумя имениями. Подрастали дети, старшие становились помощниками, пора было присматривать им богатых невест. Только с Ефимией становилось все хуже и хуже. Располнела настолько, что с трудом поднималась с кровати, за собой почти не следила, ходила с распущенными волосами, неубранная и неряшливая. И постоянно ела. Особенно любила сдобные булки, блины и пироги. Лекарь наставительно говорил Федору:

– Убеди ее употреблять пищи поменьше. Задавит она свое сердце жиром.

Но едва он начинал такой разговор, как Ефимия пускалась в слезы и начинала причитать:

– Дожила! В своем имении и поесть не дают!

Однажды утром вошли к ней слуги и нашли ее возле кровати бездыханной. Нельзя было сказать, что скорбел он по ней сильно, но прожили вместе много годков, всякое было, поэтому погоревал на похоронах, отметил положенные по трауру дни, а потом стал забывать.

Наведался как-то к нему в имение князь Андрей. Повел он его на конюшни, скотные дворы, в амбары. Сказал с гордостью:

– Помнишь, в юности заезжал в имение? Так вот раза в полтора-два теперь у меня всего прибавилось.

Дань плачу исправно, крестьяне в долгах передо мной и князем не ходят. И все потому, что столько лет мирно живем, на военные походы не тратимся.

– Скоро придется, – озабоченно проговорил Андрей. – Булгары вновь зашевелились, нападают на наши пределы, грабят, убивают. Видно, забыли прошлые уроки. Так что приехал предупредить: собирай свое воинство и прибывай с ним во Владимир. Там теперь сбор ополчения.

Скребнуло на душе у Федора, привык он к мирной жизни, но не подал вида, ответил бодро:

– Приведу в полном составе, а сам явлюсь в новом вооружении. Слышал я, в Переяславле оружейник знатный объявился. Из Южной Руси прибыл. Панцири делает красивыми и прочными.

– Это как ему удается?

– Знать, секрет какой-то от отцов и дедов достался. Может, и для тебя заказать?

– Надо ехать на примерку, а со временем сам знаешь как у князей… Подумаю, может, решусь.

Сделав нужные распоряжения по подготовке к походу, Федор отправился в Переяславль. Мастера он застал в кузнице, тот корпел над отделкой меча. По лезвию наносился красивый узор: извиваясь, змея нацеливалась на добычу, которая, как видно, пряталась за пределами острия меча.

– Выбирай, боярин, какой панцирь по душе. Могу сделать крепкий и надежный, но с виду будет не очень красив. Могу предложить такой, что все заглядятся на него, но к бою не очень приспособленный, – в нем под стягом стоять, своих и чужих изумлять. А есть и красивый, и прочный на удар, но только стоить будет дороже.

– Я бы хотел взять именно такой. Как же он делается?

– Из двойного листа. Такие и другие мастера куют. Только листы у них толстые и панцири тяжелые, в бою в них неловко. А я знаю секрет, что будешь сражаться и не почувствуешь гнета.

– Сговорились. О цене не спрашиваю, заплачу любую.

От мастера отправился Федор к воеводе Добрану. Знал он его давно. Выбился человек из простых десятских на видную должность не через содействие знатного человека и не через богатство, а только благодаря способностям своим. Умело управлял городишком Клещино, а потом Юрий Долгорукий перевел его в Переяславль. И здесь воевода оставался на хорошем счету. Не воровал и не мздоимствовал, был в почете у горожан, жил в достатке, но скромно.

Добран принял его приветливо, посадил в передний угол, велел подать угощение. Говорили о делах насущных: урожае, надое коров, поголовье овец.

– Для тебя это родное, кровное, – рассуждал Добран. – А я пекусь о доходах горожан. Надо для них и новые делянки лугов в лесах отыскать и поделить их так, чтобы обиды не было. К тому же люди требуют выжигать лес близ города, а мне не хотелось бы пустоши иметь потом, поля заброшенные. Ведь проходит пять-шесть лет после истребления леса, земля родить перестает, крестьянин на другое место перебирается, заросли кустарника образуются. Ни урожая, ни грибов, ни ягод…