Андрей Кончаловский. Никто не знает...
Шрифт:
избегал, хотя и понимал, сколь многому у него научился…»
По отношению к бывшему своему наставнику и другу у Кончаловского осталось чувство
вины. На страницах своих мемуаров он размышляет о феномене самооправдания и делает
следующий вывод: «Если человек оправданий себе не находит, значит, у него есть совесть. Как
правило, человек, у которого есть совесть, несчастен. Счастливы люди, у которых совесть
скромно зажмуривается и увертливо находит себе оправдание».
причисляет и себя. Случай с Юликом тому подтверждение. Писатель умирал от инсульта, а друг
его юности три года не собрался к нему зайти.
Похожий случай вспоминает Кончаловский и в связи с Владом Чесноковым, с которым он
познакомился еще до консерватории. Чесноков, рассказывает Андрей, работал переводчиком в
иностранной комиссии, чекистском подразделении Союза писателей. Окончил Институт
военных переводчиков. Разведчиком быть отказался, пошел в Союз. Влад хорошо владел
французским, и это обстоятельство как раз совпало с периодом увлечения Андрея Францией.
Так что Влад стал для юного Кончаловского еще одним своеобразным гидом по Франции. В
частности, открыл для своего друга франкоязычную африканскую философию, учил языку.
Жизнь Влада сложилась неудачно. Он запил и сразу утратил для Андрея интерес,
поскольку тот стремился окружать себя людьми, не прожигающими свою жизнь, а способными
ее организовать, построить. Как и в случае с Юликом, Андрей стал избегать друга. А когда у
того обнаружился рак и он уже держался на уколах, все же нашел в себе силы позвонить, но
говорить с умирающим было неприятно. «Через два дня он умер. Я не пошел на его похороны».
С фигурой Юлиана Семенова позднее срифмовалась и другая, столь же притягательная, —
Эрнст Неизвестный. И за ним угадывалась сила, но гораздо, может быть, более мощная.
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
53
«Бандит, гений, готовый послать кого угодно и куда угодно, беззастенчиво именующий себя
гением».
Человек, прошедший войну десантником, тяжело раненный в ее конце, признанный
погибшим и награжденный посмертно орденом Красной Звезды. О нем слагали и слагают
легенды. Он говорил, что если бы не стал скульптором, то — террористом.
По словам литературоведа Юрия Карякина, в круг общения Неизвестного входили «очень
сильные умы». Он называет философов Александра Зиновьева и Мераба Мамардашвили,
социолога Бориса Грушина, Андрея Тарковского и других. «Это был настоящий центр
духовного притяжения всех надежных и в умственном и нравственном отношении
Так же, как в свое время решимости Ашкенази, оставившего Союз, Кончаловский
завидовал гениальному бесстрашию Эрнста Неизвестного, твердо решившего после печально
знаменитой выставки в Манеже и хрущевского разноса покинуть страну. Это был Поступок. К
таким преодолениям Кончаловский готов не был, но гордился тем, что не боится идти рядом с
«одиозным человеком, пославшим Самого».
С Эрнстом Неизвестным Андрей познакомился в 1959 году. Скульптор тогда был нищ,
бездомен, иногда ночевал на вокзале. Кончаловский встретил неукротимую энергию, силу
сопротивления власти, непостижимый опыт прямых встреч со смертью.
Огромное впечатление производило на него и творчество скульптора — «все, что шло
вразрез с соцреализмом», Андрею нравилось. Студент ВГИКа в ту пору, он уже представлял,
каким может быть фильм об этом человеке. «Мы с Тарковским обдумывали будущий сценарий,
мне мстился лунный свет, падающий в окно мастерской, безмолвные скульптуры, музыка
Скрябина — хотелось соединить Скрябина с Неизвестным, хотя это наверняка было ошибкой…
просто Скрябин мне очень нравился».
Замечательны слова, сказанные Кончаловским позднее: «В нас жила та же энергия, нас
подняла та же общественная и художественная волна. Сближало взаимное ощущение
человеческого калибра. Его нельзя было не почувствовать…»
Андрей отважно шел навстречу таким людям, смиряя робость и смущение. В то же время
безжалостно отсекал тех, в ком видел зерно саморазрушения, как правило связанное с
пьянством, застольями, в мути которых утопал смысл общения. Такого рода контакты он
называл потом «русской дружбой» и решительно избегал их. Так произошло с Владом
Чесноковым, с Геннадием Шпаликовым, с которым они были очень дружны.
3
Первый, ранний брак Андрея пришелся на консерваторские годы. Его женой стала Ирина
Кандат, студентка балетного училища Большого театра. Их знакомству посодействовал Сергей
Владимирович: Ирина была дочерью его старой приятельницы. Девушка Андрею понравилась.
Он принялся ухаживать за ней. И в конце концов влюбленные оказались вместе в Крыму, на что
родители согласились, не сомневаясь в положительном развитии событий.
Историю крымского романа можно найти в мемуарах Андрея. Откликнулась она и в его
творчестве. В сценарии «Иванова детства», например, куда вошла (и в фильм, конечно) как одна
из самых лирических сцен-снов юного героя.