Ангарский Сокол
Шрифт:
— Он же, Патрик, — кивнул он на иноземца, — и ещё другие немцы хотели послов ангарских схватить и к себе на аглицкий двор отвесть для крепкого расспросу.
— А что им надо было узнать? — развязывая путы пленника, спросил Грауль.
— А того я уже не ведаю, — вздохнул мужик. — Они что-то про золото говорили и про мушкеты.
— Ясно, — удовлетворённо молвил Павел. — А сам глава Посольского приказа ведает о шашнях того хмыря с англичанами?
Пленник, потирая затёкшие руки, отвечал, что князь Львов, верно, ничего и не знает. И что этот подьячий делал всё келейно, втайне
— Это радует. Ну ладно, вали отсель, да более на глаза мне не попадайся. Да! И не служи врагам отечества своего впредь, это опасно для здоровья.
— Ты меня отпускаешь? — изумился мужик. — А они как же?
— А их ты больше никогда не увидишь. Всё, ступай, ступай, — махнул рукой Павел и, проводив его до двери, приказал Даниле отвести его за ворота и отпустить на все четыре стороны.
А потом Грауль вернулся к сидевшему под окном связанному сэру Патрику Дойлу, представителю торговой компании английского двора в Москве.
— Патрик, мы остались одни. — Павел подмигнул опешившему от подобной вольности ангарца англичанину. — Тебе ничего не помешает рассказать мне, что подвигло вас на разбой.
— Но это не было разбоем, — с сильным акцентом возразил иноземец, опасливо поглядывая на ангарца.
— Уверяю тебя, в ангарском суде тебя судили бы именно за разбой и ты бы много лет провёл на угольной шахте.
— Но я не в Ангарии! — недоумённо возразил Дойл.
— Это почему же? — изобразил удивление Грауль. — Вы напали на нас на территории нашего посольства. А на территории посольства действуют наши ангарские законы. Значит, как глава посольства, я могу судить тебя, как обыкновенного разбойника.
Ангарец с улыбкой смотрел на реакцию англичанина. Импровизация Павлу явно удалась, и иноземец, кажется, начал понимать, что он серьёзно вляпался.
— Но я подданный английской короны! Меня ожидают мои друзья, они знают, что я здесь!
— И что с того? — рассмеялся Павел. — Они тоже разбойники. Пускай приходят, у нас есть чем их встретить.
Павел встал с лавки, подошёл к ящику, стоявшему у стены, и вытащил из него один из трёх карабинов, что остались у него после ухода группы Карпинского. Зарядив его и щёлкнув затвором, он приблизился к сидящему на полу англичанину.
— Ты же это хотел получить?
Патрик не сводил мрачного взгляда с ангарского мушкета, который так интересовал пославших его соплеменников.
— А ты не пробовал просто спросить? — продолжал говорить ангарец. — Постучаться в ворота и вежливо, как настоящий сэр, попросить меня уделить тебе немного времени, чтобы ответить на твои вопросы, а? Чего молчишь? А то напали, как презренные разбойники, да ещё ночью, прикрывая темнотой свои грязные помыслы.
Дойл продолжал молчать, он буквально онемел, не находя правильных слов, чтобы возразить этому ангарцу.
— Или, может, вас интересует наше золото? — Павел запустил руку в карман штанов, достав несколько червонцев. — Да что ты всё молчишь-то?
Было видно, что иноземец уже дошёл до кондиции и дальнейший разговор превратится лишь в истерику этого начинающего «торговца». Пора было переходить к следующей стадии общения с англичанином.
— Ну
— Какой отчёт? — пролепетал Дойл.
— Как какой? — изобразил изумление Павел. — Мне необходимо отписать своему князю о вашем нападении. И не только моему князю, но и в Посольский приказ Московии.
Патрик уронил голову на грудь.
— Прошу вас, не делайте этого, — глухо проговорил он.
— А ты что, боишься, что ли? Нападать на беззащитных послов ты не боялся? Короче, молчи пока, будешь говорить, когда я спрошу. Никита, приведи свидетеля — хозяина сего двора, надо подписать протокол.
Никита, похоже, начал понимать, что удумал капитан. Поэтому, ощерившись белозубой улыбкой, он быстро исчез за дверью.
— Итак, твоё полное имя и место рождения?
— Патрик Дэвис Дойл, рождён в Плимуте, двадцать четыре года от роду.
— Чем занимаешься в Москве?
— Торговый агент Московской компании.
— Кто послал тебя на это преступление?
— Сэр Томас Уильям Тассер, мой… начальник, — понуро качнул головой Патрик.
Допрос продолжался ещё некоторое время, Грауль описал на бумаге действия англичан и их подручных и дал прочитать Дойлу. После капитан составил второй экземпляр, а за ним и третий. Один экземпляр Павел решил отдать англичанам — пускай маковку почешут, подумают. Иноземец подписал все три экземпляра протокола стандартной фразой: «…с моих слов записано верно, Патрик Дэвис Дойл».
— Ну всё, молодец, Патрик. Теперь свидетель подпишет и будешь свободен. А в Посольский приказ, так уж и быть, бумагу я посылать не буду.
— Ты меня отпустишь, как того московита? — обрадовался англичанин.
— Да, Патрик, сейчас ты пойдёшь к своим товарищам. Скажешь, что если их ещё что-то интересует, то пускай приходит один человек, знающий русский язык, со списком вопросов. А тебя чтобы я больше не видел, если увижу — точно пошлю на угольные шахты. Всё, проваливай!
Англичанин недоверчиво, на подгибающихся ногах попятился к двери. Капитан приказал Даниле проводить иноземца за ворота и отпустить.
До обеда к ангарцам приходили и с Земского приказа, что в Москве оказался прообразом органов внутренних дел, а также с Посольского приказа, прибыл человек и от Беклемишева. Приказным дьякам ангарцы все, как один, твердили о том, что, мол, кто напал — мы не ведаем, людишки какие-то лихие. Хотели пограбить загулявших на царском пиру хмельных до изумления послов, да вот дворня и слуги выручили их. Побили всех злодеев, кто сбежать не успел. Вона, даже дед Фома, местный истопник, поколотил одного, хоть и сам битый оказался. А лихие люди даже возок свой оставили. Послы же сейчас в лёжку лежат, битые. От присланного вскоре Михаилом Фёдоровичем лекаря-немца ангарцы не отказались, дали себя осмотреть. Вежливо выслушали его причитания по поводу шишки на голове Кабаржицкого, обязались следовать его советам. Напоили-накормили, дали монетку и выставили пребывающего в полной уверенности своей значимости лекаря вон.