Ангел сердца
Шрифт:
Я почти не говорю о нем. Упоминаю, что меня вывел с площади парень, что мы вдвоем скитались по городу в поисках убежища, и никакой конкретики. Кажется, родители не обратили на такие мелочи никакого внимания. Мама беспрестанно целует меня и не выпускает из объятий, и всё повторяет одну и ту же фразу: «Я чуть с ума не сошла!» Нам не хочется обсуждать то, что было, но это самые острые впечатления, избавиться от которых не так-то просто.
Ближе к вечеру, когда страсти немного утихли, я сообщила им, что собираюсь наведаться в другой ПВР – тот, где находится Лика. Мама воспринимает мою идею без особого энтузиазма. Понятное дело, пережив такое потрясение она боится отпустить меня от себя хоть на шаг. Пришлось напомнить, что две недели куда более беспокойного
По пути я размышляла о том, стоит ли говорить Лике правду о Диме, о том, что с нами случилось, о своей влюбленности, и пришла к однозначному выводу: да. Она моя подруга, а мне сейчас как никогда нужен дельный совет.
Я отчетливо представляла нашу встречу, и при мысли об этом невольно ускорила шаг. Но всё произошло совсем не так, как я ожидала.
Вход в ПВР здесь осуществлялся так же, как и везде. Охранник уточнил, с какой целью я иду, после чего отступил в сторону, освобождая путь. Внутри было много людей, но я безошибочно, почти сразу определила свою подругу по идеально-ровной осанке. Она сидела в пол-оборота ко мне на кровати с номером четырнадцать, увлеченно читала книгу и ни на кого не обращала внимания. Я сделала несколько шагов назад, чтобы не попасться ей на глаза, и, незаметно подкравшись сзади, закрыла глаза рукой.
Лика вздрогнула от неожиданности и немного испуганным голосом спросила:
– Кто это?
– Угадай, – засмеялась я, убирая ладони.
Лика повернулась ко мне лицом, и мы обе замерли.
Она изменилась. Причем так разительно, что я не сразу узнала в ней прежнюю девушку – свою подругу. На секунду мне кажется, что я ошиблась, что это не Лика, а всего лишь похожая на неё девушка. Но это была она. Изменившаяся до неузнаваемости.
Всегда яркая, улыбающаяся, с макияжем и маникюром, теперь передо мной сидела совсем иная девушка – не накрашенная, с потухшим взглядом. И, мало того, в глаза бросался узкий, отчетливо видимый шрам, идущий от левой щеки вниз к подбородку.
Лика бледна и молчалива. Её глаза были широко распахнуты и полны слез, но она не плакала. И не говорила, уткнувшись глазами в пол.
«Я ничего не могла сделать, – шептала я про себя, словно оправдываясь. – Это не по моей вине».
Я спрятала глаза и молчала. Никогда прежде между нами не было такого смущения и не понимания того, как вести себя дальше. Когда я спешила себя, то не думала, что будет так тяжело.
– Прости меня, – на всякий случай произнесла я, хотя не была уверена, что это именно то, что нужно.
Как бы то ни было, я всё равно ощущала свою вину. Тяжелым свинцом она лежала на моем сердце. Ведь я могла быть на её месте, но измученная и уставшая, с искалеченной душой и пораненным лицом сидит сейчас Лика, а не я.
И именно в этот момент злая, беспощадная мысль мелькнула в моей голове: а что, если из-за меня с Димой тоже что-то случится?
– За что? – тихо переспросила подруга, перебивая мои мысли.
– Это в тот день? – я осторожно подняла глаза и покосилась на её шрам, игнорируя вопрос, на который я не смогла бы ответить. Я чувствовала, что виновата перед ней, но выразить это словами не могла.
Лика согласно кивнула в ответ.
– Стебачи?
– Не знаю, – сжав губы, словно от острой боли, качнула она головой. – Там была такая давка. Кто-то полоснул ножом по щеке. Может, и нечаянно… Так больно было, что я даже соображать на миг перестала. А потом меня схватила за руку какая-то женщина, приложила к щеке салфетку и потащила за собой. У меня даже не было сил сопротивляться. Я думала, что скоро умру. Если не от рук этих гадов, так от боли. Мы заскочили в какой-то троллейбус, лишь бы уехать подальше. У этой женщины ещё и свой пятилетний ребенок был. Он всё время плакал. А она плакала, потому что не могла дозвониться мужу. Ты не представляешь, какой это был сумасшедший дом.
Я не представляла, поэтому слушала молча и плакала вместе с ней. Никто не обращал на нас внимания. Люди вокруг давно привыкли к подобным сценам.
– Я хотела убить себя. Потом решила, что с этим можно подождать. Может быть, когда это всё кончится, кому-нибудь пригодится моя здоровая почка или ещё какой-нибудь орган. В моей голове было столько ужасных мыслей. Я и сама не знаю, что помешало мне осуществить задуманное. Наверно, остатки здравого смысла. Или осознание того, что людей вокруг много, кто-нибудь заметит и всё равно ведь спасут. Ещё я злилась на доктора, избегала его, не здоровалась. Теперь мне так стыдно. Он сделал всё, что мог в таких условиях, а я уехала в Заморск и даже не поблагодарила его.
Лика тяжело вздохнула.
– А родители? Ты нашла их? – осведомилась я.
– Да. Они сейчас гуляют по городу. Говорят, что не могут сидеть здесь целые сутки. Каждый раз зовут с собой, и каждый раз я отказываюсь. Не могу выйти в люди с таким лицом.
– Ты привыкнешь. Со временем шрам рассосется и станет почти незаметным, – постаралась убедить её я, чувствуя, как банально и фальшиво звучат эти слова, но Лика прервала меня резким жестом.
– Не надо. Я всё понимаю и не нуждаюсь в сочувствии. Почему все твердят: «не переживай», «пройдет», «привыкнешь», но при этом никто не рискнет сказать правду: «ты урод и это навсегда»?
– Потому что это неправда! – воскликнула я.
– Правда! И ты это знаешь. Может быть, лицо у меня изуродовано, но глаза ещё на месте, и я могу видеть свое отражение в зеркале.
Я не нахожу, что ответить. Слова о том, что главное в человеке – душа, а у Лики она добрая и светлая я не решаюсь. Знаю, что она снова прервет меня и обидится за непонимание. Но я понимаю её. И мне безумно жаль. Я не представляю, что чувствовала бы на месте подруги, но также понимаю, что я бессильна. И помочь смириться с действительностью, как ни банально, сможет лишь время.
– Я соскучилась, – сообщила я после короткой паузы и почувствовала, как у меня неизвестно почему перехватило дыхание.
Я взялась за её ладонь и слегка пожала. Это касание словно возвращает нас в те времена, когда мы каждый день вместе ходили в школу и обсуждали уроки, учителя алгебры и симпатичных парней из параллели.
– Как ты пережила это время? – уже более ласковым и спокойным тоном интересуется Лика.
Я бросила на неё растерянный взгляд и ничего не ответила. После того, что она мне поведала, мне кажется неуместным выкладывать всю правду. Я не знаю, с чего начать. Переделать историю, выбросив из неё лишние элементы не так-то просто.