Ангел Утренняя заря

Тиамат

Мальчишка слушал ее внимательно, но выводы сделал какие–то странные.

–Значит, вы считаете меня… э–э–э… привлекательным?

Ох, черт! Хорошо еще, не надо объяснять ему про пестики и тычинки. Что за дурацкий мир, где ребенок сначала учится делать минет, и только потом – строить глазки…

Она подобрала под себя ноги, посмотрела на Ариэля, прищурившись. Вино и пирожные привели ее в благодушное настроение, и она сказала откровенно:

–Ты красив, мальчик. Это не сексэппил, это по–другому называется. Ты будто бы не принадлежишь этому миру, будто

пришел из сна, из сказки. У этих грубых людей нет ничего святого, они ни во что не верят и именно поэтому так стремятся тобой обладать – как мечтой, талисманом. Глядя на тебя, любой может поверить в ангелов.

И опять он сделал непредсказуемый вывод из ее слов:

–Госпожа Нэлза, вы ведь христианка?

–У меня это на лбу написано? – удивилась она. – Или у Нэргана слишком длинный язык?

Он мотнул головой.

–Вы носите крестик на шее.

Нэлза удивилась еще больше.

–Только не говори, что ты подглядывал за мной в душе. Зрелище не для слабонервных, будь уверен.

Она всегда носила закрытую одежду, оголять тело ей мешала не вера, а шрамы. Впрочем, лица все равно не закроешь. Но она могла бы поклясться, что крестика не видно ни за одним из ее воротников.

–Помните, когда мы летели с Эскузана на Кендар, тогда, ночью, когда я… Я как–то понял, что у вас крест на цепочке, может быть, у вас рубашка расстегнулась, или я рукой задел случайно. Извините.

Ах вот как, парень тебя чуть не за грудь лапал, а ты не заметила!

Щеки ей обдало жаром. Движения вдруг стали неуверенными, и Нэлза уронила бокал с вином на ковер.

–Черт!

Лицо ее по–прежнему горело, тело было чужим и неуклюжим, сердце глухо билось о грудную клетку. «Похоже, я перебрала», – подумала она с удивлением. С ней давно такого не случалось. Отсюда, похоже, и ее самодовольные разглагольствования. Не зря Ариэль смотрел на нее так пристально. Тьфу, на этом Хрустальном берегу можно весь свой капитанский авторитет растерять.

Бокал не разбился, но вино вылилось. Впрочем, там оставалось немного.

–Извини, пилот, завтра пришлю горничную убрать. Похоже, мне уже хватит, пора бай–бай… Я не ответила? Да, я христианка, меня мать окрестила при рождении.

Она тебе жизнь спасла, Нэлза… Помнишь, как они уже собирались перерезать тебе глотку, но разглядели крест и заржали: «Религия рабов! Пусть живет и рожает хозяину маленьких покорных христианят!» Ты только спустя полгода узнала, что рожать никогда не сможешь. Как раз когда сняли последние швы. Слава тебе, Господи, а то ведь могла бы и залететь от тех подонков…

Заткнись. Вечно, что ли, свои обиды вспоминать по каждому поводу? Дай ранам наконец затянуться!

Это ты к своим же словам так прониклась, от той лапши, что мальчику тут на уши вешала? Забудь, он другое дело, для него еще есть надежда.

А для меня разве нет? Для меня – разве нет?!

–К черту, – проворчала она вслух и встала. Мальчик тоже встал, чтобы открыть ей дверь. – А ты верующий? – спросила она Ариэля в дверях.

–Нет. Мои родители сказали, что в восемнадцать я сам смогу выбрать

себе веру, если захочу. Сами они агностики.

–Ну и как, уже что–нибудь выбрал?

Он усмехнулся.

–Могу, например, в христианство перейти.

–Э–э–э, нет, это зря, парень. Христианам жениться можно только на единоверцах, и только один раз за всю жизнь.

–Тогда я найду себе христианку. На всю жизнь, – он посмотрел на нее в упор, и Нэлза почему–то отвела глаза.

–Долго искать придется, парень, – сказала она, хлопнула его по плечу и отправилась спать.

* * *

Нэлза выдержала еще две недели упадочного безделья, пьянства и ежеутренних мук при выборе нового наряда, после чего отозвала Нэргана в сторонку и объявила, что уезжает вместе с Ариэлем.

–Не можем же мы вечно пользоваться твоим гостеприимством, Джарт. Пора бы для разнообразия и поработать. Мне как раз подвернулся выгодный контракт.

–Если бы вы вечно пользовались моим гостеприимством, я был бы только рад, – сказал Нэрган сумрачно. – Скажи честно, Нэлза, вы ведь из–за меня уезжаете? Тебя Ариэль попросил?

–Разве я тебе когда–нибудь врала? Нет, он меня не просил, но так будет лучше для вас обоих. И для меня тоже, потому что я скучаю по «Авроре» и хочу опять заняться делом. И тошно уже смотреть на ваши кислые физиономии.

–Нэлза, может, ты мне объяснишь, что я сделал не так?

Она легко прикоснулась пальцами к его руке, лежащей на парапете балкона, и сказала:

–Ты все делал так, Джарт, если тебя это утешит. Но ты выбрал не тот объект. Жизнь слишком круто обошлась с мальчиком, так что ему простительно быть несколько… холодным. Может быть, он оттает через пару лет, а может быть, никогда. А может быть, через пару лет ты сам потеряешь к нему всякий интерес, когда он подрастет и лишится своей ангельской чистоты и кротости, которая так убойно действует на парней вроде тебя.

–Ты никогда не стесняешься резать правду–матку в глаза, – пробурчал Нэрган, отворачиваясь.

–Самые действенные лекарства – горькие, дружище.

–Вы с ним очень похожи, ты знаешь? – Нэрган смотрел в темноту сада, опираясь локтями о парапет. – Он даже словечки твои и жесты копирует.

Она улыбнулась.

–Ты на свою команду посмотри. От них за парсек несет Джартом Нэрганом. Давно все перезаразились твоим специфическим юмором.

–Я не об этом, – тихо сказал он. – Тебя ведь жизнь тоже не жаловала, верно?

Нэлза молчала. Нэрган посмотрел через плечо на ее профиль, едва вырисовывающийся в темноте.

–Ты никогда не рассказывала, что с тобой произошло.

Когда–то подобное проявление любопытства приводило ее в ярость. Но сейчас она не чувствовала ничего, кроме душевной усталости.

–Не только тебе. Никому. Никогда.

Нэрган не скрывал горечи:

–Вот поэтому вы с Ариэлем нашли друг друга. Оба живете на обломках разбитого корабля, вместо того чтобы строить новый.

Несчастная любовь как будто придала Нэргану мудрости – раньше она не слышала от него таких глубокомысленных слов.