Ангел во плоти
Шрифт:
Имея какой-никакой опыт в ангельском воздухоплавании, я осторожно взмахнул крыльями и уже серьезно попытался взлететь. То, что мне это удастся, было понятно по дальнему силуэту коллеги по ночному воздухоплаванию. На Земле при нормальных человеческих костях, жире и прочей бурде, такой мешок с дерьмом был бы неподъемен, а здесь я за пару взмахов крылами взмыл в воздух и начал набирать высоту.
Это было восхитительно! Все-таки летать днем, с белыми крылышками, как-то не по-мужски. А тут: поляна, посеребренная росой, туман в низинах и черная щетка леса – все укрыто таинственным пологом темноты
Я наворачивал второй круг в прохладе ночи, когда из темноты на меня спикировало такое же летучее создание, похожее на меня. Я был настолько расслаблен, что совершенно позабыл о каверзных обитателях сего мира, и поэтому получил полновесный удар огромным клювом по плечу. Кубарем полетев к земле, я только в последний момент сумел смягчить падение, расправив крылья.
Заметивший мой неудачный пируэт Шерман, тут же меня подобрал и заволок обратно в дом. На удивление, никаких переломов я не приобрел, а рана на плече оказалась до смешного маленькой. Вспомнив крики этой ночной то ли птицы, то ли мыши, я спросил:
– А куда делся налетчик?
– Ты что, не заметил, как он от тебя улепетывал с дикими криками? – спросила змея.
– Знаешь, как-то времени не было, пока я землю носом пытался пахать.
– Ах, ты наша, сельскохозяйственная авиация! – воскликнул Шерман.
– Ты почем знаешь об авиации, да еще и сельскохозяйственной? – я жутко удивился, что волк на дне преисподней мог быть так осведомлен на счет земного технического прогресса.
– Так я и был одним из первых воздушных ковбоев Аризоны… - в ностальгическом приступе прикрыл глаза Шерман.
Напуганные ночными перспективами, мы не могли не упросить змею прочитать лекцию по правилам безопасности в этом мире. Хозяйка же, не меньше нас напуганная моей живучестью, просто источала доброту, послушание и нужные объяснения. Оказалось, что хоть я и такой живучий, но и на меня может найтись управа. Черти народ вредный, и им тоже жить спокойно не дают чужие успехи на поприще борьбы за власть. Но у них были свои игры, в которые простые оборотни не лезли.
Змея немного посверлила меня оценивающим взглядом и вынесла диагноз:
– Ты, конечно, силен, но Шираза бойся! Только вот не пойму одной странности: я ничего не почувствовала с самого начала, да и сейчас… ты бы должен давить нас своей властью, а тут даже наоборот, как будто с тобой легче стало. Чушь какая-то – ядовитый ты по-настоящему, а значит, черт…
– Это оттого наверно, что я нездешний черт. Вот и возникают странности, - попытался я выкрутиться и, чтобы не дать хозяйке и дальше развивать свои Пинкертоновские способности, сразу спросил о том, кого в этом мире больше всех мучают.
Это был непраздный вопрос – я по-прежнему горел желанием помогать страждущим. Поскольку этой змее помощь особенно не требовалась, я решил разузнать о других возможных страдальцах. Оказалось, что больше всего используют рабов, а больше всего рабов было у князя Шираза. Таким образом, мы с Шерманом выяснили очередную промежуточную цель нашего путешествия наверх и, закончив разговор, поступили несколько не по-мужски, спрятавшись до утра от «радушной» хозяйки в ее же
Рассвет (если эту серую пелену можно назвать рассветом) застал нас с волком в постели, почти в обнимку нежащихся на хозяйкиных перинах. Только вот я был опять человеком, а Шерман – волком.) Ну, а если честно, то я проснулся на коврике, куда улегся, подстелив под себя шикарные черные перьевые перины крыльев, а вот Шерман… Эта песья морда валялась прямо в белоснежных простынях посреди хозяйкиной кровати, сладко поскуливая и пуская слюни во сне. Я не удержался от комментария:
– А кто от псины теперь простыни отстирывать будет?
Волк слегка вздрогнул и приоткрыл один глаз. Потом закрыл и надменно проворчал:
– А зачем змее перины?
– Правильная постановка дела, однако!
– Жаль, - уже совсем другим тоном буркнул Шерман. – А я вчера размечтался – по-человечески в кровать завалился…
– Надо мыслить позитивно. Еще недавно ты о человеческом облике и не помышлял.
– Ладно, пойдем, посмотрим на хозяйку. Сегодня, надеюсь ее длины поубавилось…
– Как и зубов… - добавил я и открыл дверь в гостиную.
Наша хозяйка, тоже умаявшись после бурной ночи тяжких поползновений, спала прямо на лавке у неубранного стола. Ну, оно и понятно – в теле змеи не больно поприбираешься. Я заметил, что она оказалась права и сейчас выглядела на все сорок или сорок пять. Моя внутренность не пошла ей на пользу. Самое противное, теперь она опять будет искать жертву, чтобы восстановить молодость. При этой мысли мои руки сами потянулись ко все еще милому хозяйкиному горлу. Однако я остановил их на полпути – не мне, в конце концов, устанавливать здесь правила, а невинных овечек в этом мире просто по определению не должно водиться.
Будить я ее не стал, а вышел на крыльцо, заодно выпустив погулять «собачку». Мне нужно было подумать, поэтому, увидев удаляющийся серый хвост, мелькнувший среди высоких трав, я уселся на завалинке, прислонившись к стене спиной. Подняв глаза, увидел, что небо опять полностью затянуто серыми тучами – да, солнце увидеть в ближайшее время нам явно не светило.
Нужно было определиться с дальнейшими действиями, но мои мысли при виде угрюмого неба свернули на лирический лад. Я опять вспомнил Люсю. Глупо как получилось: я повторил самую простую ошибку людей – не ценил того, что мне встретилось в жизни. Зато теперь, когда потерял, мне было с чем сравнивать. В отличие от небожителей, Люся обитала в среде, почти столь же агрессивной, как и этот мир, и поэтому ее душевные качества были намного ценней, чем ангельские, присущие нам от рождения.
«Как она там? Не пострадала ли от учиненного мной тарарама? А если не пострадала, то что станет делать с Женькиным телом, если то, конечно, обнаружится?» - сейчас я запоздало понимал, что лучше бы мне не отсылать ей СМСку. По своей бессовестности я почему-то совсем не думал, как «обрадуется» моей выходке Женька, а про его родителей так и вообще позабыл.
Мои мысли прервал легкий скрип открывающейся двери. Из нее показалась хозяйка, выглядевшая мамой той девушки, что встречала нас вчера. На удивление, она не показалась мне грустной или подавленной и довольно радостно поприветствовала меня: