Ангелофрения
Шрифт:
Узнала.
Узнала, хотя это было непросто.
И узнавание стало очередным сокрушительным ударом.
Безусловно, современная наука Нового Царства добилась потрясающих результатов в мумификации, но в этом случае материал был особенным: человек, обладавший даром взаимодействовать с «особой энергией». Не благодаря бальзамам и синтетическим препаратам в нем сохранилось подобие жизни, а из-за остаточной магии, которая все еще питала омертвевшие ткани витальной силой.
– Мукеш… – едва-едва слышно прошептала
Некогда друг и соратник, а теперь – машина смерти, послушная Лукавому. Еще недавно он пытался вернуть «особую энергию» людям, но, видимо, Светоносный может быть лишь один. За что Мукеш и был покаран таким бесчеловечным образом.
Наверное, Лукавый положил глаз на каждого «нового Прометея». Лукавый стремился заполучить их всех – живых или мертвых – под свои знамена.
Зачем?.. У него была какая-то цель…
Неожиданно хватка Мукеша ослабла. Он все еще продолжал прижимать Магдалину к стене, но делал это скорее для того, чтобы она не упала.
Легкие горели огнем, Магдалина судорожно вобрала полную грудь воздуха. Мукеш отступил. Его сердце молчало, но «особая энергия», заключенная в каждой клетке, пульсировала со всевозрастающей частотой.
На несколько долгих секунд в вагоне висела тишина, пронизанная пульсацией магии. Никто не двигался, Магдалина и Мукеш застыли друг напротив друга двумя изваяниями. Словно на безымянном дирижабле контрабандистов, когда они так и не решились прикоснуться друг к другу.
Затем зажегся синий свет. Он просачивался сквозь пергаментную кожу Мукеша, через каждую пору, пробивался наружу рассеянными лучами. Он падал бликами на металлические стены, на мраморно-бледное лицо Магдалины. В синем свечении растаял прозекторский стол и тело в саване. Возникли из пустоты и мгновенно загустели, поглотив внутреннее пространство вагона, клубы тумана.
Пальцы, сжимающие горло Магдалины, стали рыхлыми, словно перчатку набили опилками. Рука Мукеша переломилась ниже локтя, а из-под почерневшей плоти на лице проступили кости черепа.
Он сжигал себя, дабы не причинить вред той, кого любил.
В мертвой оболочке жила душа, которая сохранила память, и в решающий миг она оказалась сильнее злой воли Господина железных дорог. Внутренний огонь, который Мукеш так и не смог подарить людям, пылал.
Мукеш упал на спину. Взорвался струями серого праха, рассыпался горой почти невесомой золы. Опустевшая одежда сложилась бесформенным кулем.
Магдалина попятилась. Она прижала руки к груди, в которой трепетало кровоточащее, израненное сердце.
– Мукеш, – прошептала она кружащим перед лицом частичкам пепла. Пепел падал на щеки и на губы, словно пытаясь покрыть их поцелуями.
Послышались шаги, кто-то шел сквозь туман. Магдалина подобралась, смахнула слезы, приготовилась драться. При помощи магии или же кулаков, ногтей или зубов – словно загнанный в угол зверь.
Сквозь
– Мемфис, – объявил он мрачно. – Приехали, Эльвен.
Глава девятая
Что ты знаешь?
Ядовито-зеленые пояса полярного сияния слились над фьордами в китайский иероглиф «юн», что означало «судьба». Оставив за кормой тайгу, края озер и болот, пройдя над тундрой, воскресающей после суровой зимы, «Тион» достиг побережья Баренцева моря.
– Найдите мне добровольцев! – потребовал Роланд Ронсевальский, собрав в кают-компании офицеров. – Дюжину крепких ребят, которые не прочь размять кости на земле.
Старший механик Якоб Фицрой – усатый, похожий на моржа здоровяк в пропахшем машинным маслом, махоркой и потом рабочем комбинезоне – сухо кашлянул, затем заметил:
– Любой из нас не дурак потоптаться по тверди после славного перелета, капитан: и матросы, и офицеры. Если желающие выстроятся в очередь, то у нас нарушится баланс веса.
– Тогда пусть строятся вдоль киля, – улыбнулся вахтенный помощник Грег Баттон, помешивая ложечкой чай.
Роланд холодно поглядел на механика.
– Отставить шутки. Я прекрасно понимаю, что команда устала. Только на твердь мы идем не ради того, чтобы навестить девочек в припортовом борделе. Преимущество будут иметь те, кто знает, с какого конца стреляет винтовка.
Фицрой опустил голову, засопел, затеребил лямки комбинезона.
– Мы? – переспросил Баттон. – Капитан, вы хотите сказать, что собираетесь возглавить отряд?
– Именно так, Грег, – ответил Роланд. – В мое отсутствие вы будете выполнять обязанности капитана.
Баттон поджал губы, кивнул: мол, все с вами ясно. Гордость, ставшая притчей во языцех, не позволит усидеть на месте, она будет гнать Ронсевальского впереди строя и заставлять лезть на рожон.
Роланд понял без слов, что у Баттона на уме. Сказал негромко:
– Я должен лично проследить за безопасностью Заказчика. В первую очередь я несу ответственность за то, что со всеми нами произошло, поэтому… – капитан осекся, потер с пристрастием выбритый подбородок, глядя перед собой.
Офицеры заговорили наперебой:
– Капитан, мы все в одинаковой степени ответственны! Решение принималось командой! Это был единственный правильный выбор!
Роланд устало расстегнул воротник френча.
– Скорее, выбора у нас не было вообще, – поправил он, – и это удручает сильнее всего. Хорошо, господа. Вы можете разойтись по местам. Соберите мне отряд! Через час я проверю его готовность к высадке.
Офицеры разошлись. Кают-компания опустела, и у Роланда появилось несколько секунд, чтобы выйти из образа бесстрастного командира из нержавеющей стали и побыть со своими мыслями наедине.