Ангелотворец
Шрифт:
Он клюет носом, и в кои-то веки ни призраки, ни имеющие прямое отношение к делу картины из прошлого не требуют внимания. Обжигающая капля очень горячей воды падает ему на ступню, но он даже не морщится. Пена медленно тает, расписывая поверхность воды мраморными узорами, и Джо наблюдает за тектоническими процессами, происходящими на его мениске. Он проводит рукой под водой и представляет, как крошечный островок с сумчатыми вдруг отделяется от остальных, и они эволюционируют в разумных кенгуру, затем – когда их бешено вращающийся остров вновь присоединяется к миру, – идут войной на воинственных ящеров, поселившихся под великой
Джо вздыхает. Почему сразу войной? Почему не отпраздновать воссоединение с дальними родственниками, не обняться на радостях, почему двум разумным видам не жить мирно и счастливо в Мыльном мире?
– В этом я виню исключительно тебя, – заявляет он Мэтью Спорку, чье лицо на миг вырисовывается в клубах пара.
– Мудро, – отвечает с порога Полли.
Джо слегка подскакивает на месте, чудом не расплескав воду. Она ободряюще улыбается и спрашивает:
– Как самочувствие?
– Хорошо. Даже отлично. Я тут… с отцом беседовал. За мной такое водится. Люблю поболтать с покойниками.
О, какая прелесть. Еще у меня есть коллекция человеческих ушей, и я ем щенят. Кстати, может, как-нибудь поужинаем вместе?
Однако Полли кивает.
– Я тоже этим грешу. Помогает?
– Иногда.
– А иногда они просто ужасно бесят – совсем как при жизни.
– О да.
Он широко улыбается. Его не тревожит даже тот факт, что он совершенно наг. Островки пены служат фиговым листком, а в остальном стыдиться ему нечего. Его тело все еще в приемлемой форме. Она взрослый человек. Раз ее все устраивает, то его и подавно.
– Как ванна?
– Замечательно!
Он вновь взбаламучивает воду. Организация Мыльных Наций, образуя пенную гору, собирается на срочное заседание, дабы обсудить новые меры по улучшению уровня жизни всех обитателей мира. Очень хорошо.
Дерзкая Секретарша впархивает в комнату. Он наблюдает, как ее чудесные искушенные пальчики ступают по дощатому полу, и незаметно выписывает на дне ванны имя «Полли». Полли полли полли. Поллианна. Полин. Поликваптива. Аполлония. Полли.
– Я принесла полотенце на случай, если у вас уже пальцы сморщились.
Действительно, у нее в руках – огромное банное полотенце благородного коричневого цвета.
– Теплое.
Джо ждет, что сейчас Полли его положит и уйдет, но не тут-то было. Она просто отворачивается и раскрывает полотенце за спиной, как супергеройский плащ. Наверняка подобный номер проворачивал для кого-нибудь Джон Уэйн – и Кэтрин Хепберн, дабы не вгонять гостя в краску. Джо встает, с удовольствием подмечая в зеркале глубокий вырез ее халата и, опять-таки – как в случае с застегиванием ремней безопасности в машине, – красоту ее рук и плеч, а заодно намек на красоту груди. Он наклоняется за полотенцем, гадая, что видит в зеркале она.
Полли поворачивается: глаза у нее крепко зажмурены. Он мог бы ее поцеловать, так близко она стоит.
Но не целует. Она открывает глаза и секунду-другую молча смотрит на него.
– Идем.
Полли берет его за руку и ведет не в гостевую комнату с раскладным диваном, где он успел аккуратно разложить одежду, а вглубь дома – в свою собственную спальню.
Спальня Дерзкой Секретарши напоминает пещеру. Дом уходит дальним торцом в насыпь, и его задняя стена сложена из камней. Это не кирпич, а какая-то более грубая и прочная порода, добытая в каменоломне
У нее чугунный каркас и массивное чугунное изголовье, причем все это держится не на ножках, а на двух металлических штырях или кронштейнах, выходящих из каменной стены. Консольная кровать – тяжелая инженерия в обычной спальне. В глубине души он упивается этим зрелищем, не может оторвать от него глаз. Чудеса!
Полли упирается пальцами ему в бок.
– Сядь, – говорит она. – Хочу поговорить с глазу на глаз, но вставать на стул для этого не хочу.
Он садится на консольную кровать – весьма высокую. Полли вклинивается между его колен и – да – их глаза оказываются на одном уровне. Это радует.
– От тебя, Джо Спорк, у девушек одни неприятности. По глазам вижу. А какие неприятности – догадываешься?
– Я не…
– Вот именно такие, да. Ты своевольный. Без конца перечишь. – Она кладет палец ему на нос. – Тихо. Слушай внимательно.
Он кивает: есть, мэм.
– Теперь я расскажу про свой план. Потом можешь высказаться – только с целью уточнить детали, основа плана не обсуждается. Готов? Хорошо… Я предлагаю нам с тобой заняться сексом. Рискну предположить, что секс выйдет отменным. От твоей готовности правильно рассчитать время зависит, получится ли он незабываемым. Все тонкости объясню по ходу дела. В данный момент я готова выслушать твои неизбежные возражения касательно основной части моего плана – той, что про секс.
– Я… Так… Тебе не кажется, что сначала надо поближе познакомиться?
– Ах да, этот вопрос мне хорошо знаком и понятен. Скажи, ты хочешь познакомиться поближе, чтобы мы оба смогли убедиться, хотим ли вообще заниматься сексом друг с другом?
– Э-э… да, в том числе.
– И если мы не хотим, то не будем?
– Верно.
– А если хотим, то будем?
– Да.
– Нахожу твою логику более чем странной. Сейчас я тебя хочу. Ты – практически не сомневаюсь, ведь на то имеются… – Она ведет пальцем вниз по полотенцу. – Да, теперь я могу смело утверждать, что на то имеются весьма убедительные доказательства, ты хочешь меня. Так?
С этим не поспоришь.
– Так.
– Поэтому, если мы решим действовать согласно моему плану и назавтра обнаружим, что не нравимся друг другу, то наш отменный секс уже состоялся. Если же мы прислушаемся к твоим доводам, то мы попросту лишим себя секса сейчас, когда нам обоим его хочется. Секса не будет ни теперь, ни потом. Вдобавок, даже если завтра мы решим, что оба хотим секса, то сегодняшний шанс будет уже упущен.
– Однако…
– Твой план никуда не годится. Больше того, ты сам это отлично понимаешь – во-первых, потому что очень сильно меня хочешь и знаешь, что я это знаю, во-вторых, потому что я тоже хочу тебя очень сильно и ты тоже теперь это знаешь, а в-третьих, потому что в глубине души ты не видишь причин не заняться со мной сексом, ты просто разделяешь общепринятые взгляды на этот счет, то есть веришь в то, во что обязан верить по мнению других людей, и боишься оскорбить их чувства. «Да плевать на них!» – говорю я. Пусть развлекаются, как им угодно.