Ангелы Черчилля
Шрифт:
– Только подумай, мама, что такое театральные билеты и ужин в «Савое»? Слишком шикарное место!
– Знаем. Если тебя заботит, сможешь ли ты отплатить своей подруге, то мы приглашаем ее к себе на чай в любое время, когда она окажется в Дартфорде. Правда, Фред, раз мальчики больше не живут дома, то мы можем отдать их комнату девочкам, а комнатушку девочек предоставить гостям.
– Хорошо придумано, Флора! Слышишь, Дейзи, твоя подруга тоже могла бы у нас переночевать. Никаких проблем! Жаль, что мы не подумали об этом еще при Филе. Он бы помог перенести кровати.
– Не надо носить кровати, папа, в эту увольнительную у меня уже не остается времени. Может, я позову Чарли в гости в следующий раз.
Дейзи немного смутилась, она чувствовала на себе испытующий взгляд матери. Наконец Флора не выдержала.
– Послушай, Дейзи, если мы для твоей подруги простоваты, то, по-моему, тебе надо подумать, каких друзей ты себе подбираешь.
– Чарли не такая, мама, она замечательная! Тебе она понравится. Она милая. Жаль, нет лучшего слова, чем «милая», или просто мне ничего не приходит в голову…
– Коли так, мы с твоим отцом ждем не дождемся встречи с ней. Еще отец говорит, что у тебя есть известия от Грейс.
Момент смущения миновал, но Дейзи еще долго было стыдно за себя. Проблема заключалась не в Чарли, а в ней самой.
Следующим утром в лавку наведалась мисс Патридж. Она положила на отполированный прилавок пакет, который принесла с собой.
– Дейзи, деточка, я повстречала вчера вечером твоего отца, и он мне сказал, что ты пойдешь в Лондоне в театр. Интересная пьеса?
– Надеюсь, мисс Патридж. Отец моей подруги – большой поклонник миссис Кристи, но мне, честно говоря, просто очень хочется в Лондон.
– А «Савой»! Чудесный отель! Поверишь ли, много лет назад один молодой человек сделал мне предложение в «Савое»!
Дейзи
– Подумать только, мисс Патридж!
– Это вовсе не трагическая история, милая Дейзи. Он сделал предложение сразу двум девушкам и все не мог выбрать, но потом, вернувшись из Европы, все-таки остановился на той, другой. Полагаю, так происходит по всей Европе. Да, что было, то было… Когда твой отец рассказал мне вчера про Лондон, у меня появилась мысль… – Она подвинула свой пакет к Дейзи. – Надеюсь, ты не обидишься, Дейзи. Я подумала, вдруг ты захочешь купить или сшить новое платье, а у меня как раз осталось несколько нарядных вещиц. Как хорошо было бы, если бы они пригодились молоденькой девушке в разгар войны! Они, конечно, ужасно старомодные, зато материал прекрасный.
– О, мисс Патридж, вы очень добры. Спасибо!
– Я собиралась передать их благотворителям, но у меня рука не поднималась отдать что-либо этой жуткой мисс Паттерсон, она совершенно не годилась для благотворительности, как, впрочем, и я сама… Я оставлю их тебе. Если они тебе не пригодятся, то ты сможешь отнести их новой девушке, которая теперь там работает. Я вернусь днем помочь, если Флоре понадобится пойти за покупками. – Она приготовилась уйти.
– Подождите, я на них взгляну…
– Я простилась с ними еще вчера вечером, моя дорогая. Вернусь в два часа.
Дейзи немного постояла, а потом развернула пакет, инстинктивно стараясь не разорвать обертку. Внутри обнаружилось нечто серебристое, в блестящем черном бисере, узкий черный шарф и что-то пенистое персиковой расцветки – такое она видела разве что в кино. Разглядывая это короткое нарядное платьице, она в восторге затаила дыхание.
Надо же, маленькая мисс Патридж когда-то была модницей! Невероятно! Наверное, она умела произвести впечатление.
Оба платья были прекрасно скроены, но, увы, давно вышли из моды.
– Чайку, Дейзи? Ой, что это? С ума сойти! – Флора, держа в обеих руках чашки с горячим чаем, толкнула бедром дверь и замерла при виде платьев на прилавке.
Дейзи взяла у матери чай и все ей рассказала.
– Мое свадебное платье не годилось этим в подметки. Они, конечно, больше для театра, но вот это, серебристо-черное, с бисером, сгодится и для ужина, только, может, с жакетиком. Погоди, этот шарф украсит простое черное платье, так что его можно будет носить весь вечер.
– Это же двадцатые годы, мама, я буду выглядеть глупо!
Мать и дочь, прихлебывая чай, не отрывали от платьев глаз.
– Миссис Робан, – произнесла вдруг Флора.
– Кто такая миссис Робан?
– Беженка. Пришла на той неделе в церковь. Священник говорит, что она ищет чем заняться. Вроде бы она работала в Брюсселе с Ш… Забыла фамилию. В общем, шьет дорогую одежду, начинается на Ш.
– Понятия не имею, мам. Но если она портниха, то могла бы над этим поколдовать. Я никогда не носила платья, сшитого специально для меня.
Когда мисс Патридж вернулась в лавку – дважды в неделю она по два часа в день помогала Флоре, – та поблагодарила ее за подарок и изложила свой план. Мисс Патридж пришла в восторг:
– Прекрасно, значит, мы поможем сразу двоим! Преподобный Тайвертон шефствует над миссис Робан и ее семьей – ее муж, увы, пропал. Жаль, что я сама о ней не подумала. Она прошла обучение у высококлассной портнихи. Надо ее перехватить, пока ее не завалили работой.
Дейзи и Флора оставили лавку на мисс Патридж, которая была им за это только благодарна, и отправились на Овери-стрит. Перейдя через мост, они подошли к домику, где поселилась семья Робан.
На улицу они вышли только спустя два часа, полные женского восторга от столь легкомысленного времяпровождения – болтовни о тряпках.Этот приезд Дейзи в Лондон не шел ни в какое сравнение с предыдущим. В поезде так же ехало много народа, зато настроение у нее было совсем другое: она боялась всего лишь ударить лицом в грязь перед отцом Чарли, не то что в прошлый раз, когда существовала опасность быть отвергнутой ВААФ. На платформах было многолюдно, дети стояли гурьбой, похожие на стайки воробьев, а на растерянные семьи было больно смотреть, военные разыскивали своих девушек, девушки высматривали в толпе мужчин в форме – тех, ради которых пришли на вокзал. Но Шарлотту Фиверстоун невозможно было не заметить – чего стоила одна ее шубка из натурального меха! Перед ней расступались, как воды Красного моря перед Моисеем, все, особенно мужчины.
– Дейзи, как я рада! Идем, машина ждет.
Перед вокзалом стоял здоровенный автомобиль, у задней дверцы которого вытянулся водитель в униформе. Дейзи ждала, что Чарли скомандует: «Домой, Джеймс!» – так поступали дамы, имевшие собственных водителей, в фильмах, которые она видела, но Чарли ограничилась кротким «спасибо», когда «Джеймс» распахнул для нее дверцу. Она скользнула на мягкое кожаное сиденье, Дейзи, отдавшая водителю свой чемоданчик, устроилась рядом.
– Уже после того, как нас взяли в Уимслоу, Лондон сильно бомбили. Я грущу и злюсь, когда все это вижу. Надеюсь, наши бомбардировщики тоже не остаются перед врагом в долгу.
Дейзи ничего не ответила, и не потому, что наслаждалась непривычной роскошью, а потому, что не могла разглядеть «врага». Легко было ненавидеть Гитлера, его приспешников, его действия, но не саму Германию с ее благородными жителями вроде мистера Фишера, живущими обычной жизнью.
– Не думай об этом, Дейзи, – сказала Чарли, когда машина угодила одним колесом в воронку. Скрежет и визг тормозов, потом тишина.
– Вы не пострадали, мисс? – спросил водитель. – Когда я проезжал здесь в прошлый раз, воронки еще не было, вот я и не увидел ее в дыму…
– Все в порядке, Чарли, – сказала Чарли водителю после утвердительного кивка Дейзи.
Они вылезли и уставились на уродливую трещину поперек мостовой. Трое дорожных рабочих пытались ее заделать и восстановить движение.
– Господи, хорошо, что мы их не задели! – простонала Чарли. – Ваши люди не пострадали? – обратилась она к бригадиру.
– Нет, мисс, мы увернулись. Нам придется временно перекрыть дорогу. Думали починить ее раньше, но мы нарасхват и повсюду не успеваем.
– Вам не помешает крепкий чай, Эбенезер, – сказала Чарли.
– Только что ты назвала его Чарли, – напомнила ей Дейзи, когда машина мягко тронулась с места.
– Потому что это его имя. Когда я сама решила стать Чарли – не смейся, я тогда была совсем мала, – папа сказал, что теперь не будет знать, кто откликнется, когда он крикнет. Поэтому я обычно придумываю для водителя разные имена, кроме Чарли.
Через несколько минут они добрались до лондонского жилища Чарли – красивого белого дома на широкой улице, застроенной похожими друг на друга зданиями. Дейзи облегченно перевела дух, когда Чарли сама отперла дверь и пригласила ее внутрь. Водитель ушел вниз, унося с собой ее чемоданчик.
– Садись вот в это кресло, оно удобное. Я распоряжусь подать чай, а потом покажу тебе твою комнату.
Дейзи с опаской опустилась в кресло из мягчайшей, расшитой чуть ли не золотом шерсти, накрытое золотисто-красным покрывалом. Ручки кресла представляли собой резных дельфинов.
– Не робей, Дейзи. Оно выдерживает моего отца, а он потяжелее тебя. Чай подадут немедленно. Или ты предпочитаешь что-нибудь покрепче? – Сама Чарли с разбега плюхнулась в кресло более современной конструкции. – Добро пожаловать в Бельгравию!
За чаем и великолепными булочками со сливками и малиновым джемом они беззаботно болтали, и Дейзи под щебет Чарли стала оттаивать. Она поняла, как важны голоса. Чарли она могла слушать хоть весь день, а уж… Нет, об Эдейре Максвелле лучше не думать.Глава 12
Отец Чарли задержался на каком-то собрании, и девушки обедали вдвоем в помещении, которое Чарли назвала «комнатой для завтрака».
– Как же прекрасно ты выглядишь, Дейзи! Совершенно сногсшибательное платье! Сейчас позволю себе грубость: можно спросить, откуда оно у тебя? На нем буквально написано, что это изделие настоящего кутюрье.
За упоительно вкусной, хотя вполне простой едой Дейзи поведала о мисс Патридж и о миссис Робан.
– Там еще был шарфик, Чарли, – наверное, чтобы носить на шее, как ожерелье, вместо длинных нитей жемчуга, которыми обматываются модницы, но умница Робан переделала топ и вшила его в плечи и в эти рукавчики. Получилось современно, правда?
– Еще как! Нам с мамой совершенно необходим адрес вашей миссис Робан! Увидишь, она не пожалеет!
– Она стала предлагать услуги портнихи, как только приехала. В окнах почты висят ее объявления. Она так благодарна за то, что живет в Англии в безопасности, и хочет сама зарабатывать на себя и на детей. Вряд ли есть надежда найти ее мужа живым.
Чарли вскочила:
– Обойдемся этим вечером без мрачных мыслей. Пойди, напудри носик. До встречи с моим отцом
Спустя шесть часов не помнящая себя от восторга Дейзи снимала чудесное платье в спальне, готовясь к первой в своей жизни ночи в комнате, предоставленной в распоряжение ей одной. Уединение было еще одним новым ощущением. Она в собственной ванной подготовилась ко сну, а потом залезла в очень женскую постель. Она не сомневалась, что не сможет уснуть: голова пухла от ярких впечатлений – автомобиль с водителем, красивый дом, знакомство с отцом Чарли, совсем не страшным и таким же забавным, как его дочь, лондонский театр, первый в ее жизни профессиональный спектакль, а потом, как будто всего этого было недостаточно, ужин в элегантном, полном людьми «Савое»! Сколько всего она расскажет родителям и напишет братьям!
Решение написать Сэму и Филу было ее последней осознанной мыслью. Когда она очнулась, перед ней уже стояла горничная в фартуке: она принесла завтрак – чай и горку горячих тостов с маслом.
До Дартфорда она добралась в тот самый момент, когда завыли сирены воздушной тревоги, и была вынуждена прятаться вместе с множеством людей в тесном бомбоубежище. Все сидячие места были уже заняты, и она стояла, стиснутая толпой, вдыхая не лучшие запахи, и настраивала себя на приятные мысли о пережитом только что. Но на душе все равно кошки скребли. Где отец, ведь он должен был ее встречать? Наверняка успел забежать в одно из бомбоубежищ. Как там мать и сестра, достаточно ли надежно их домашнее укрытие?
Оглушительным разрывам не было конца. Несколько солдат попробовали затянуть песню.
– Леди и джентльмены, споемте «Выкатывай бочку»! – раздался призыв.
Недружные попытки ни к чему не привели, тогда кто-то предложил исполнить «Спрячь свои беды в котомку», и тут уж Дейзи распевала во все горло вместе с соседями по убежищу. Она ведь служит в ВААФ, ее долг и привилегия – всеми силами способствовать победе, хотя бы так… Все это помогало ей забыть про гул самолетов и даже про разрывы бомб и пальбу зениток.
Охрипший запевала уже в пятый раз затягивал «Ламбет-уок», когда прозвучал долгожданный сигнал отбоя тревоги, и измученная толпа, не способная уже ни на что, кроме шарканья в потемках, потянулась наружу, где ее ждала страшная картина. Повсюду пылали пожары, особенно худо было по ту сторону Милл-Понд-роуд, где теснились химические и оружейные заводы.
Дейзи, понимая, что отец где-то неподалеку, не знала, как ей быть. Стоять и ждать в надежде, что с ним ничего не случилось и что он придет сюда, к убежищу рядом с вокзалом, – или возвращаться домой самой? В этой части города было светло от пожаров, но дальше, за Хит-стрит и Хоум-гарденс, не говоря о Хай-стрит, ее ждала кромешная тьма. Что там на небе – видны ли звезды, луна? Но неба она не могла разглядеть из-за дыма – между ней и звездами, которые, может быть, осмеливались мерцать, громоздилась стена огня. При затемнении разрешалось пользоваться слабыми фонариками, но она стояла, оцепенев, пока не увидела отца.
– Идем, Дейзи. – Отец был вымазан сажей и, казалось, сам дымился. – Поможем пожарным. Не забыла, как пользоваться насосом?
Времени обниматься и радоваться, что оба живы, не осталось; но с этим можно было и не спешить. Они превратились в добровольных пожарных, умевших справляться с возгораниями, опознавать неразорвавшиеся бомбы, тушить распространяющийся пожар.
– Фургон неисправен, Дейзи, домой придется добираться пешком, – сказал Фред спустя несколько часов, и только тогда Дейзи сообразила, что потеряла свой чемоданчик, а значит, что было куда важнее, чудесное новое платье.
Хорошенького понемножку, подумала она и ничего не сказала. Что толку? Она не знала, куда бежать, где искать, а тем временем уже светало.
– Подумаешь, платье, – пробормотала она. – Жизнь важнее.
– Ты о чем, доченька?
– Я могла бы совершить убийство ради чашки чая, папа.
– Я тоже, родная.Под конец своего отпуска Дейзи сумела стать такой, какой была до зачисления в ВААФ. Она сидела в кухне и пила с матерью чай, когда по радио стали передавать выступление Черчилля. Дейзи затрепетала. Обычно она читала его вдохновляющие речи в газетах или слушала их в записи спустя недели после выступления премьера. А тут великий человек обращался напрямую к ней. Он говорил об уверенности Гитлера, что после падения Франции Британия тоже даст слабину. Но этого не произошло. Он призывал нацию понять, что Гитлер не может не готовить еще более страшных атак на Великобританию, но напирал на свою веру в стойкость соотечественников. Дейзи чувствовала, что, слушая его, наливается силой. Черчилль прочел отрывок из письма президента США. Рузвельт цитировал стихотворение Лонгфелло в доказательство отношения всего человечества к их родине: мир «замер, не дыша» в ожидании участи Британии. Но премьер знал, как помочь делу. «Если Америка предоставит нам то, что необходимо, – заявил Черчилль, – мы доведем дело до конца».
– Так и будет, мама, так и будет!
Флора вспомнила о чае, который успел остыть.
– Я так заслушалась, что не прикоснулась к чаю. Ничего, сейчас придумаю что-нибудь еще.
Милая мамочка, думала Дейзи, как она старается похоронить свой страх, изобразить прежнюю спокойную жизнь! Дейзи знала, что слой беззаботности совсем тонок и может слететь в любое мгновение.Через две недели инструктажа на новой авиабазе Дейзи вызвали к командиру эскадрильи. Она испугалась, хотя была чрезвычайно прилежна и каждый день узнавала много нового. Опытный механик, которому поручили ее натаскивать, был ею доволен – так, во всяком случае, он говорил ей самой. Значит, вызов не связан с работой. Оставалась ее семья. Кто на этот раз? Фил, Роуз, Сэм? Неужели с Сэмом произошло что-то еще более страшное, чем лагерь военнопленных?
Перед дверью командира она поправила пилотку и галстук, расправила плечи и постучала.
– Входите.
Дейзи опасливо приоткрыла дверь:
– Вы меня вызывали, сэр?
К ее удивлению, в кабинете находился подполковник Анструтер. Он не сидел за столом, а стоял у окна, глядя, как она определила, не на что-то на плацу, а в пустоту. При ее появлении он отвернулся от окна и шагнул к столу.
– Сядьте, мисс Петри.
Значит, дурные вести. Но почему от него?
Она опустилась на краешек деревянного стула у стены и выпрямила спину.
– Боюсь, у меня для вас очень плохие новости. Примерно три недели назад вы побывали в Лондоне у вашей подруги Шарлотты. – Он умолк.
– Да, сэр.
– С огромным прискорбием вынужден сообщить, что в первую же ночь после вашего отъезда в ее дом угодила бомба и все, кто в нем находился, погибли: сэр Чарльз Фиверстоун, его дочь Шарлотта и двое работавших там, экономка и шофер. Горничная Поппи Смит получила тяжелые ранения. Придя в сознание, она утверждала, что в доме гостила также «подруга мисс Шарлотты».
Дейзи вскочила, но, встретив его сочувственный взгляд, снова села. Он тоже переживал. Даже если он не был хорошим знакомым Чарли, – это так и останется для нее загадкой, – то уж точно приходился близким другом ее родителям.
– Простите за подробность, но горничная была так уверена, что леди Фиверстоун настояла на тщательных поисках. Излишне говорить, как все мы рады тому, что вы успели уехать. – Он встал и взял со стола сверток. – Леди Фиверстоун просила передать вам это. По ее словам, Чарли хотела бы, чтобы это попало к вам.
Отдав ей сверток, он спросил:
– Вы сможете это выдержать?
Она посмотрела на него, вспоминая ту доброту, с которой он помогал испуганной Чарли залезть на гимнастическую стенку.
– Смогу, сэр, – отчеканила она и отдала честь. Подполковник ответил тем же.
Выходя, она ломала голову, послышалось ли ей или он действительно прошептал ей вслед:
– Сделай это ради Чарли, Дейзи.
Разве подполковник авиации стал бы обращаться к простой рядовой второго класса по имени?Вернувшись в казарму, она спрятала сверток в тумбочку, переоделась в комбинезон и поспешила на службу, где можно было заработаться и не думать. Но перед глазами все равно стояла полная жизни красавица Чарли, которую раздавили рухнувшие стены отчего дома; вспоминала она ее и в роскошном наряде для театра, в ушах звучали ее слова: «Все равно ты меня затмила, Дейзи». Потом в памяти всплыла белая от страха Чарли на гимнастической стенке.
– Что-то нынче от тебя нет никакого толку, Дейзи. Плохие новости? – спросил механик-шотландец.
Она кивнула.
– Тогда брысь отсюда! Прими теплый душ и напейся горячего чаю. Сахару побольше! Увидимся утром, когда ты снова станешь механиком.
Она побрела в казарму, надеясь, что никого там не застанет. «Когда ты снова станешь механиком»! Ее ма́стера называли лучшим специалистом базы, и такой умелец высоко ее ценил. «Сделай это ради Чарли».
Она вспомнила мальчугана, резвившегося на пустоши. «Теперь их у меня двое», – сказала она себе.
Залившись слезами, она рухнула на койку и надолго, пока не выплакала всех слез, зашлась рыданиями. Сколько времени длилось ее знакомство с Чарли? Три месяца? Тем не менее она испытывала невыносимую боль. Ничего страшнее нельзя было вообразить. Она последовала совету шотландца: приняла горячий душ и напилась сладкого чаю.
Теперь она чувствовала себя совершенно обессиленной, выжатой тряпкой в день уборки. Она нащупала и развернула сверток. Это была маленькая фотография в серебряной рамке. Чарли была в летной форме, в пилотском кресле самолета «бабочка-медведица».
– Прекрасная скромница Чарли! – Дейзи улыбнулась, но ее тут же опять начали душить слезы – откуда только они берутся? В свертке оказался еще и кожаный футляр с серебряным пояском.
– Это слишком, слишком… – Она запихнула свое богатство под подушку, улеглась и плакала до тех пор, пока не уснула.