Ангелы тоже люди
Шрифт:
любимую? Мне ведь двадцать! Ух ты, двадцать…»
И как будто в ответ на ее мысленный вопрос замигал новогодними огоньками новенький
«Sumsung»: «Ах, мой милый Августин, Авгутин, Авгус…», не успел допеть он, когда
Вероника схватила трубку:
– Привет, дочь, с днем рождения, надеюсь, у тебя все хорошо, ресторан заказан на восемь,
увидимся. Анастасии Петровне привет. Бегу, целую.
Ну вот, даже в день рождения одно и то же. Привет, как дела,
пока, бегу, целую, деньги на тумбочке. Вернее, не на тумбочке, а в надежном банке, на
валютном счету, всегда сколько хочешь, не хватит - добавлю. Только денег обычно
хватало, а вот отца - если б только он знал, как ей сейчас его не хватало, и никакими
деньгами компенсировать это было не возможно. Маму Вероника почти не помнила, она
умерла, когда ей было пять лет отроду, и в ее памяти отчетливо сохранилось лишь одно
воспоминание: утро, большой круглый стол, они сидят и пьют чай с малиновым вареньем.
Скатерть белая, а чашки с большим заварочным чайником небесно-голубого цвета. И еще
большой самовар, натертый до зеркального блеска, в чьем золотом пузе отражается не
менее золотое солнышко. Все хорошо и безмятежно, а мама похожа на ангела. После
смерти жены отец замкнулся и с головой ушел в работу, а воспитание «Верочки» взяла на
себя бабушка. Отец так больше и не женился, женщину так и не нашел, что было и
неудивительно - с его ритмом работы было бы свинством завести даже собаку - она бы
сдохла от тоски, сутками сидя в пустой квартире. Маленькую Веронику воспитала
бабушка - «буля», как любовно ее называла внучка. Анастасия Петровна, потеряв дочь, все
свое внимание отдавала внучке, и друг для друга они были одни на свете. Взрослые
шептались, что буля балует девочку, что та должна ходить в садик, общаться с детьми. И
все это было правильно. По настоянию отца так и сделали, но через неделю дело было
решенным. Вероника не хотела выходить из маленького, уютного, похожего на пряничный
домик убежища були на эти огромные, холодные, пахнущие свежей краской просторы. К
тому же она пугалась кричащих по поводу и без него детей, как воспитанный ребенок
делилась своими игрушками с другими малышами, свое общество никому не навязывала,
детских интриг плести не умела, и к вечеру каждого дня буля обнаруживала ее в каком-
нибудь углу одну, без игрушек и без настроения. А после того, как незнакомая девочка, ни
слова не говоря, отобрала у нее куклу и ею же пребольно ударила по голове, а другая
милая с виду подружка, угостив конфетой, попыталась ее вернуть, устроив
истерику, что сбежались воспитатели со всего детского сада, Вероника категорически
отказалась туда возвращаться, и конечно же, буля была полностью на ее стороне. Отцу
пришлось уступить, и Вероника опять с радостью окунулась в мир бабушкиных историй,
красивых картинок в огромных книгах и разных журналах, которые буля собирала,
интересных вещей, хранящихся в шкафах, комоде и буфете. Нельзя сказать, что она
чувствовала себя одинокой, всего, что у нее имелось, ей хватало, чтобы построить свой
маленький сказочный мир, где она была принцессой, и бури обходили ее страну стороной.
А, может, она просто не знала, что одиночество существует, и что оно так называется.
– Отец звонил?
– Да. Как всегда скороговоркой. Буль, а, правда, что стареть страшно?
– О чем ты, милая? Разве можно бояться того, что неминуемо случится? К тому же
молодость слишком суетлива. Мне нравится моя старость.
– Я понимаю - книжки, свободное время, жизненный опыт… Но все же… Ничего уже не
изменить, ничего интересного впереди…
– К сожалению, только в молодости мы думаем, что действительно в силах что-то
изменить. Бьемся, как мухи в паутине, то одно выдернем крылышко, помашем, то другое.
Только потом понимаешь, что все давно было решено, и, увы, не нами. А мы просто
меняли декорации.
– Ты думаешь, действительно ничего нельзя изменить? А зачем же тогда биться в этой
самой паутине, менять декорации? Легче сразу лечь и умереть.
– Кое-что изменить можно. Но - только то, что внутри тебя. И тогда декорации будут
меняться сами собой, а ты будешь просто наблюдать за этим - спокойно, с интересом и без
суеты, выглядывая из собственного мира, как из окошка. А вот этот, внутренний мир от
возраста не зависит. Когда ты поймешь это, считай, что уже постарела, ведь нет большей
старости для тела, чем мудрость, и нет большей молодости для души.
Философские беседы прервал распевающий Августин.
– Танюшка, - увидев знакомый номер, обрадовалась Вероника.
– Привет, соня, сколько дрыхнуть - то можно! Солнце светит нам с утра, в детский сад
идти пора! Вставай, с днем рождения тебя!
Танюшка ворвалась в ее жизнь, когда она уже училась в шестом классе. Тогда к ним
привели новую девочку - рыжую, конопатую, очень вертлявую - и посадили ее рядом с
тихой отличницей Вероникой, чтобы та помогла подтянуться ей до уровня