Ангелы уходят не прощаясь
Шрифт:
— Очень похвальную, заметь, — перебила Наташу Галина.
— Конечно, так вот, надо было ответить так: «Я, Наталья Ермолова, читаю книгу «Флавиан» протоирея Александра Торика».
— Теперь понятно. А кто такой прото…
— Слушай, любопытная Варвара, бери конфеты и позови тетю Лену. Кстати, Наташ, а где она?
— На втором этаже.
— Вперед, альпинист, — ласково подтолкнула Галина ребенка.
Через минуту к ним присоединилась Елена. Она подошла к дочери, бережно поправила плед в ее ногах.
— Что
— «Флавиана».
— Это про древнюю Иудею, кажется? Что вы смеетесь?
— Мы любя, Ленок. Как себя чувствуешь?
— Как чувствуют себя по утрам ведьмы? Плохо чувствую, Галя, плохо.
— Послушай, но ты ведь вчера тоже…
— Что тоже? Я ему сказала правду. А правду, как известно, говорить легко и приятно.
— Кто тебе такую ерунду сказал?
— Классику надо читать, Галочка.
— А, по-моему, нет ничего труднее, чем говорить правду. Представляешь, ты врач, к тебе приходит больной, ты знаешь, что он безнадежен. Тот человек смотрит на тебя, а в глазах надежда. А ты должна… Да ладно, не будем об этом…
— Это совсем другое.
— Почему другое? Правда всегда одна, — тихо сказала Наташа.
— И с чего ты решила, что всегда говорила правду, — поддержала девушку Галина.
— Ах, вот вы как?! Вы еще пожалейте его, бедненького. Почему решила, спрашиваешь? Во-первых, интуиция. Чувствую я людей, понимаете, чувствую. Во-вторых, учителя по жизни хорошие попадались, научили. В-третьих, подключаем элементарную логику…
Галина и Наташа переглянулись, даже не пытаясь сдержать улыбку, что не могло не укрыться от Ермоловой:
— Да ну вас! — похоже, Елена обиделась всерьез. — Друзья называются…
— Леночка, просто ты противоречишь себе, — Галина подошла и обняла соседку, — говоришь, а потом про логику. Откуда у нас, женщин, логика?
— Это у вас откуда, а у меня есть. Наверное, потому, что сколько себя помню и за себя, и за того мужика и живу, и вкалываю.
— «Сколько себя помню»… Сколько тебе годков, Леночка?
— Много. Скоро сорок стукнет. Ты, Галин, не отвлекай меня. Мы о логике говорили.
— Говорили…
— Так вот, вся эта моя триада — и интуиция, и опыт, и логика говорят мне, что Покровский — пусть и не бесталанный писатель, но как человек…
— Лена, остановись, — вдруг попросила Наташа, — чтобы не жалеть потом.
— … но как человек, — будто не слыша дочь, упрямо продолжала Ермолова, — это мелкий тщеславный тип. Видели бы вы его в библиотеке. Сидит, подписывает книги, к нему выстраивается очередь, на лице такое блаженство. А тут какая-то Ермолова, не проникнувшаяся торжеством момента. Вот его это и задело. А теперь про вчерашнее. Галина, ты по наивности подумала, что он с тобой на улице случайно повстречался? А был голый расчет.
— Почему голый?
— Ну, холодный. Оговорилась.
— Прости, Лена, но я пока в твоих словах не только правды, но и логики
— Знаю, знаю. Повторяю, расчет. Что ему в этой дыре делать? Все рассчитает праздный ум.
— Это из «Фауста» что ли? Я про ум.
— Не собьешь, Галя, и не надейся. Это из меня. Итак, восстановим картину. Через своих знакомых, того же Орлова, он узнает, что ты — моя соседка. Потом так все рассчитывает, что ваша встреча кажется со стороны совершенно случайной. Он уже с месяц живет в Энске, знает, когда у нас рыночный день, что Галя живет одиноко — прости, Галя…
— Так ты в моем одиночестве не виновата…
— … и кто ей купит еще продукты. Орлов, наверняка, про зарплату рассказал…
— Мама, ты никого не слышишь…
— Нет, дочка, это вы меня не слышите. Повторю, в изобретательности писателю земли русской не откажешь. Он приходит к Галине, затем вроде бы прощается…
— А потом из вашей квартиры, Лена, выбегает кричащий от страха за Наташу Тихон… Мальчика он тоже подговорил заранее?
— Счастливая случайность. И — вот теперь внимательно! — мой главный аргумент. Если хотите, козырь.
— Наконец-то! Козыряй.
— Спасибо, дорогая Галочка. По твоим же словам, этот человек так торопился в наш дом, что перепрыгнул через палисадник. Метровый, как минимум. А как же ножка?
— Какая ножка?
— Та самая, больная. Три дня назад ползал тут на карачках, а теперь запрыгал, как молодой козлик. Ну, что скажете?
Елена торжествующе обвела взглядом слушателей.
— Теперь опровергайте.
— Нога могла выздороветь… — неуверенно начала Галина.
— Не смеши, пожалуйста, мои старые кости, — сказала, как отрезала, Ермолова.
— Лена, а ты помнишь…
— Слушаю дочка, почему замолчала?
— Помнишь, года полтора назад мы жили на даче у Шеппи.
— Конечно, помню.
— Пошли мы с Джеммой гулять и тогда со мной… случилось. Прости, если делаю тебе больно.
— Наташенька, я помню каждый случай. Просто не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
— Этим — ничего. Я просто хочу, чтобы ты вспомнила, как подхватила меня на руки и понесла к дому. Мне тогда уж пятнадцать было, посмотрите, тетя Галя, ведь не совсем худышка. И на Лену посмотрите… Мама, как же ты меня эти сто метров пронесла?
Елена молчала. Потом устало улыбнулась.
— Не знаю. Наверное, на морально-волевых. А если честно, тогда я очень испугалась за тебя. Как представила, что потеряю.
— Лена, ну не надо, не плачь, пожалуйста. А то я тоже заплачу.
— Эй вы, белуги, прекратить, — начала было Галина, и вдруг ее словно осенило:
— Ленок, ты сказала, что правду говорить легко и приятно. Тебе скоро сорок, а я жду не дождусь, когда на пенсию выйду — год еще остался. Может, действительно, что не понимаю…