Анна и французский поцелуй
Шрифт:
— Боже, боже. Один семестр во Франции, и мы уже мисс Утончённость. Твой отец будет просто рад.
Как будто это был мой выбор! Как будто я просила поехать в Париж! И как она смеет вспоминать про папу.
— У А-А-А-АНЫ ЕСТЬ ПА-А-АРЕНЬ!
Мы возвращаемся на автомагистраль между штатами. Час пик, атлантское движение заглохло. Из машины позади играет убойный бас. Автомобиль впереди распыляет облако выхлопа прямо в нашу вентиляцию.
Две недели. Всего лишь две недели.
Глава 25
София
Она должна была победить.
— Почему тебя не может подвезти кто-нибудь из друзей? — спрашивает мама, когда я жалуюсь, что не могу поехать на её минивэне на концерт «Ужасов по дешёвке».
— Поскольку Бридж и Тоф уже будут там. Им нужно всё настроить.
Капитан Джек вик, вик, викает, требуя внимания, так что я сую оранжевый шарик в его клетку и чешу за ушком.
— Может, Мэтт?
Я с ним месяцами не общалась. Догадываюсь, что он идёт, но, блин, с ним будет Черри Милликен. Нет, спасибо.
— Я не буду звонить Мэтту.
— Ну, Анна. Мэтт или минивэн. Решай сама.
Я выбираю бывшего. Раньше мы были хорошими друзьями, так что я как бы горю от нетерпения встретиться с ним снова. И возможно Черри не такое уж зло, как я помню. Только вот она зло. Абсолютное. Только пять минут в её компании, а я уже не могу постичь, как Бридж терпит её за ланчем каждый день.
Я сижу на заднем сиденье машины Мэтта. Черри оборачивается — её волосы ниспадают занавеской как в рекламе витаминного шампуня.
— Итак. Какие парни в Париже?
Я пожимаю плечами.
— Парижане.
— Ха-ха. Ты смешная.
Фальшивый смех — одна из её мелких особенностей. Что Мэтт в ней нашёл?
— Никого особенного?
Мэтт улыбается и глядит на меня через зеркало заднего вида. Не знаю почему, но я забыла, что у него карие глаза. Почему этот цвет делает некоторых людей удивительными, а других — полной посредственностью? Тоже самое с каштановыми волосами. Статистически говоря, Сент-Клер и Мэтт похожи. Глаза карие. Волосы тёмные. Цвет кожи белый. Есть значительная разница, но все же. Это всё равно, что сравнивать трюфели в шоколаде с дешёвым батончиком.
Я думаю о «трюфеле в шоколаде». И его девушке.
— Не совсем.
Черри рассказывает Мэтту какую-то историю, произошедшую в хоре, чтобы я не смогла вмешаться в разговор. Мистер Батончик объясняет мне, кто есть кто, но мои мысли далеко. Бриджет и Тоф.
И тут до меня наконец доходит. Я скоро увижу Тофа.
В последнюю нашу встречу мы поцеловались. Не могу не фантазировать о нашем воссоединении. Тоф выбирает меня из толпы, не в силах отвести взгляд. Посвящает мне песни. Встречает за кулисами. Целует в тёмном углу. Возможно, я все каникулы проведу с Тофом.
К тому времени, как мы доезжаем клуба, у меня порхают бабочки в животе, в самом хорошем смысле этого слова.
Только вот когда Мэтт открывает мне дверь, я понимаю, что мы не в клубе. Скорее... в кегельбане.
— Мы по адресу приехали?
Черри кивает.
— Здесь играют лучшие подростковые группы.
— О!
Бридж не упоминала про кегельбан. Но всё нормально, концерт всё равно будет здоровским. И я забыла, что нас не пустили бы в клуб, ведь мы несовершеннолетние. Странная забывчивость. Другое дело, если я бы прожила во Франции очень долго…
Внутри нам говорят, что нужно купить дорожку, иначе на концерт не пустят. Значит, мы должны также арендовать обувь. Гм, нет. Я ни за что её не надену. Сотни людей её носили, и, что, один пшик Лизола убьёт всё противные вонючие микробы? Сомневаюсь.
— Не надо, — говорю я, когда парень выкладывает кроссовки на прилавок. — Можете не выдавать.
— Леди. Играть без обуви запрещено.
— Я не играю.
— Леди. Возьмите обувь. Вы задерживаете очередь.
Мэтт хватает кроссовки.
— Прости. — Он качает головой. — Я забыл, как ты относишься к подобному.
Черри фыркает, и Мэтту приходится нести и её обувь. Он оставляет наши кроссовки под пластмассовыми оранжевыми стульями, и мы проходим к сцене, вжатую к дальней стене. Собралась небольшая толпа. Бридж и Тофа нигде не видно, остальных я не узнаю.
— Думаю, они будут первыми, — говорит Мэтт.
— Хочешь сказать, что они на разогреве в кегельбане для несовершеннолеток? — спрашиваю я.
Он бросает на меня косой взгляд, и я чувствую себя маленькой. Он прав. Это всё равно круто! Это их первый концерт! Но дурное предчувствие возвращается, пока мы гуляем по залу. Бесплатные футболки, растянутые на чудовищных пивных животах. Пухлые куртки НФЛ и жирные двойные подбородки. Конечно, я нахожусь в кегельбане, но различие между американцами и парижанами отвратительно. Теперь я увидела свою страну как нас, должно быть, видят французы, и мне стыдно. Могли эти люди хотя бы расчесаться, прежде чем выйти из дома?
— Хочу лакричную тянучку, — объявляет Черри. Она идёт к столику с закусками, и я могу думать только об одном: «Эти люди — ваше будущее?».
Эта мысль меня немного пугает.
Когда Черри возвращается, я сообщаю ей, что всего один кусочек от закуски с красным красителем №40 может убить моего брата.
— Боже, ты больная, — отвечает она. И я снова думаю о Сент-Клере. Когда я рассказала ему о красителе три месяца назад, вместо того чтобы обвинить меня в проблемах с головой, он спросил с неподдельным любопытством: «Почему?»