Анна Каренина. Черновые редакции и варианты
Шрифт:
Онъ зналъ, что большимъ нужно обманывать его и заставлять заучивать этотъ обманъ. Для чего это было нужно, онъ не зналъ, но зналъ, что это нужно, и заучивалъ. Но ко всему тому, что отъ него требовали, въ немъ было такое холодное, недоброжелательное отношеніе, что если въ томъ, чему его учили, и было что нибудь такое, чему онъ могъ и желалъ врить, онъ относился къ этому одинаково недоврчиво. Онъ видлъ очень хорошо, что и педагогъ и Законоучитель испытывали пріятное чувство самодовольства, когда ихъ выводы сходились съ тмъ, что они прежде говорили, и онъ понималъ, [1465] что они могли быть довольны тмъ, что если изъ предложенія исключить глаголъ, то не будетъ смысла, и что еслибы дьяволъ не соблазнилъ Эвы, то отъ нея и не родился бы Искупитель; но онъ, понимая, какъ имъ это должно быть пріятно, такъ какъ они сами это выдумали, оставался къ этому совершенно равнодушенъ, такъ какъ его не любили т, которые его учили, и онъ не могъ любить ихъ и потому не врилъ имъ. А не вря, въ своемъ маленькомъ ум судилъ ихъ. Изъ всего того, чему его учили, въ особенности три причины заставили его извриться и критически относиться ко всему остальному. Первое — это было, что отецъ и графиня Лидія Ивановна, часто посщавшая его, говорили ему сначала, что мать его умерла, а потомъ, когда онъ узналъ отъ няни, что она жива, они сказали ему, что она умерла для него, что она нехорошая. Такъ какъ онъ убдился, что переуврить ихъ нельзя, что причина этаго ихъ ложнаго сужденія, вроятно,
1465
Зач.: о предложеніи, о дробной величин, объ ад,
1466
Зачеркнуто: «Они все говорятъ не такъ. Они говорятъ, что про мама не надо говорить, стало быть она дурная по ихъ. А я ее одну люблю; стало быть, она одна хорошая». Такъ думалъ онъ изрдка, когда приходили ему мысли, большей же частью онъ не думалъ, а былъ счастливъ той любовью къ себ, къ другимъ и ко всему міру, которая получала себ удовлетвореніе независимо отъ воли воспитателя.
Алексй Александровичъ и педагогъ были недовольны своимъ воспитанникомъ и изрдка бесдовали, придумывая усиленія дйствія на ту или другую изъ частей его души. Педагогъ жаловался на недостатокъ пытливости ума своего воспитанника, объясняя, что при эвристической систем необходимо вызывать только, такъ сказать; Алексй Александровичъ же находилъ, что нужно боле усилить дисциплину ума. Между тмъ та сила душевности, которую они ждали на свои колеса, давнымъ давно уже, просочиваясь туда, куда ее влекла и призывала потребность любви, давно уже работала. [1467] Когда разлука съ матерью прервала его любовныя отношенія, Сережа, [1468] какъ и вс дти, мало пожаллъ объ этомъ лишеніи. Атмосфера любви, въ которой онъ жилъ, была такъ естественна ему, что онъ думалъ — такія отношенія установятся у него со всми другими. Онъ ждалъ этой любви отъ отца, но встртилъ совсмъ другое. Отецъ заботился не о немъ, не о его тл, д, одежд, главное, забавахъ, а о томъ, чтобы заставить его думать и чувствовать что то чуждое, заботился о его душ, которую онъ не могъ подчинить ему. Педагога онъ встртилъ съ восторгомъ, въ щелочку смотрлъ на него, когда онъ былъ у отца, и готовился любить его; но и въ педагог онъ разочаровался, какъ бы разочаровался голодный человкъ, которому вмсто жареной курицы подали картонную, обучая его, какъ рзать жареную курицу.
1467
Зач.: Сережа былъ весь переполненъ любовью. Онъ любилъ себя и всхъ.
1468
Зач.: только и ждалъ того, кого
Вода любви и жажда познанія просочились у Сережи въ самыя неожиданныя мста. Няня старая, оставшаяся экономкой въ дом, была главная учительница его. Ее рдко допускали къ нему, такъ какъ онъ жилъ подъ присмотромъ дядьки нмца. Но когда она приходила и ему удавалось поговорить съ ней, онъ впивалъ ея слова, и вс тайны жизни разоблачились для него. Дядька [1 неразобр.] былъ тоже учителемъ именно въ то время, когда не исполнялъ приказаній Алекся Александровича и позволялъ себ говорить о постороннихъ предметахъ, о своей жизни съ своимъ ученикомъ. Потомъ была дочь Лидіи Ивановны — Лизанька, къ которой иногда возили его, въ которую онъ былъ влюбленъ. Потомъ былъ старикъ швейцаръ — другъ Сережи, съ которымъ каждый день были краткіе, но поучительные для Сережи разговоры, когда онъ выходилъ и приходилъ съ гулянья.
— Ну что, Капитонычъ, — сказалъ онъ разъ весною, румяный и веселый возвращаясь съ гулянья и отдавая свою сборчатую поддевочку высокому улыбающемуся на маленькаго человчка съ высоты своего роста швейцару. — Что, былъ нынче подвязанный чиновникъ? Принялъ папа?
— Приняли. Ужъ какъ радъ былъ. — улыбаясь сказалъ Швейцаръ, — пожалуйте, я сниму.
* № 135 (рук. № 88).
Слдующая по порядку глава.
Друзья Алекся Александровича, въ особенности графиня Лидія Ивановна, старались поднять его въ общественномъ мнніи. [1469] Они старались выставить его великодушнымъ человкомъ [1470] — христіаниномъ, подставившимъ лвую щеку, когда его били по правой, человкомъ, достойнымъ не только сожалнія, но уваженія и восхищенія. Но, несмотря на вс свои усилія, они чувствовали, что Алексй Александровичъ безвозвратно упалъ въ общественномъ мнніи [1471] вслдствіи того, что не онъ, a другіе противъ него поступили дурно.
1469
Зачеркнуто: посл того, какъ жена ухала отъ него.
1470
Зач.: и истиннымъ
1471
Зач.: Отъ него жена ушла. Онъ не виноватъ, но онъ смшонъ, и защищать его, поднять, внушить къ нему уваженіе было трудно.
— Это ничего не доказываетъ, — говорила [1472] Лиза, бывшая тоже защитницей Алекся Александровича, Стремову [1473] на его неуважительный отзывъ о Каренин, по случаю возможности встрчи его теперь съ женою, такъ какъ было извстно, что она въ Петербург, — какъ только то, что онъ высокой души человкъ, а она женщина безъ правилъ и религіи. Ужъ его то нельзя ни въ чемъ упрекнуть. Я, признаюсь, не понимаю ее. Можно быть
1472
Зач.: графиня Лидія Ивановна шутнику, описывавшему встрчу Алекся Александровича съ женою на Невскомъ, — какъ только
1473
Зач.: разсказывавшему ей <о томъ, что онъ слышалъ про пріздъ Анны съ Вронскимъ въ Петербургъ> послднее засданіе совта, въ которомъ Алексй Александровичъ былъ особенно желченъ и упоренъ.
— Да я не спорю, — отвчалъ Стремовъ, пріятно улыбаясь при одной мысли о безнравственной женщин. — Вы замтили, графиня, какъ онъ перемнился послднее время?
— Да, онъ постарлъ, бдный. Кого не состаритъ такое горе... Не только постарлъ физически, но онъ кончился: c’est un homme fini. [1474] Онъ сталъ раздражителенъ, онъ сталъ прожектеръ.
— Не то что постарлъ, а съ нимъ сдлалось, что съ простоквашей бываетъ, когда она перестоитъ, — говорилъ Стремовъ, позволявшій себ вольность вульгарныхъ сравненій. — Знаете, какъ будто крпкое, а тамъ вода. Это называетъ моя экономка «отсикнулась». Вотъ и онъ отсикнулся.
1474
[это конченный человек.]
И Стремовъ, сжавъ свои крпкіе губы, съ такимъ выраженіемъ, которое ясно говорило, что онъ самъ надется еще не скоро отсикнуться, смясь умными глазами, смотрлъ на собесдницу.
— Перестаньте, а то, право, я разсержусь, [1475] — говорила графиня Лидія Ивановна, тщетно пытаясь удержаться отъ смха. — [1476] Вронскій — вотъ безнравственный и дурной человкъ. [1477]
— О да, разумется, — отвчалъ Стремовъ. [1478]
1475
Зачеркнуто: смясь
1476
Зач.: Вашъ
1477
Зач.: сказала она
1478
Зач.: продолжая смяться глазами и съ такимъ видомъ, который показывалъ, что онъ самъ не скоро еще надялся отсикнуться.
Графиня Лидія Ивановна видла, что Стремовъ, несмотря на то что онъ былъ добрый и честный человкъ, презиралъ Алекся Александровича [1479] и уважалъ Вронскаго и что переуврить его она не въ силахъ, и потому прекратила разговоръ.
Разговоръ былъ прекращенъ тмъ боле кстати, что вслдъ за этими словами въ гостиную вошелъ самъ Алексй Александровичъ.
Алексй Александровичъ дйствительно перемнился за это послднее время, и не столько физически, хотя онъ замтно постарлъ, сколько нравственно. Алексй Александровичъ въ эти послдніе мсяцы изъ человка вполн самоувреннаго и спокойнаго сдлался человкомъ безпокойнымъ и робкимъ, только удерживающимъ по привычк и для приличія самоувренную и спокойную вншность.
1479
Зач.: несмотря на ея заступничество, вполн сочувствовалъ Вронскому и при первомъ случа былъ готовъ подражать ему.
Люди любятъ думать, что нравственный законъ начертанъ въ ихъ душ опредленно и ясно для нихъ, можетъ быть выраженъ словами и что совсть каждаго соотвтственно этому закону отмчаетъ наши поступки.
Несомннно, что самая болзненная сторона, несчастія жизни происходятъ отъ раскаянія, отъ мысли о томъ, что я могъ бы не сдлать того, что было причиной или поводомъ къ несчастью; но совершенно несправедливо то, что думаютъ многіе, — что мы раскаиваемся больше въ дурныхъ нашихъ поступкахъ.
Часто говорили и говорятъ, что настоящее несчастье происходитъ только отъ внутренняго недовольства собой, отъ угрызеній совсти. Угрызенія же совсти происходятъ отъ дурныхъ, совершенныхъ людьми поступковъ, что чмъ хуже совершенный поступокъ, тмъ тяжеле раскаяніе. Но всякій пожившій человкъ, перебирая воспоминанія <поступковъ, которые онъ сдлалъ и желалъ бы не сдлать> своихъ дурныхъ поступковъ, найдетъ въ своей совсти совершенно другую и неожиданную и несоотвтствующую этому нравственному закону классификацію. Безнравственный, безчестный, жестокій поступокъ — преступленія противъ 6-й, 7-й и 8-й заповди — часто, несмотря на сознаніе дурнаго, не тревожитъ душевнаго спокойствія. Часто даже, если эти поступки сопровождаются удовлетвореніемъ страсти и достиженіемъ цли, они вызываютъ <къ удивленію> пріятное чувство. Все дурное забыто, прощено, и остается одна прелесть воспоминанія <всего прошедшаго>. Но стоитъ шевельнуть въ душ давнишнія воспоминанія не столько поступковъ, сколько положеній, въ которыя когда то поставилъ себя человкъ, иногда самыми невинными дйствіями, и эти невинныя дйствія свжей болью раскаянія разъдаютъ сердце: платье, оказавшееся смшнымъ, ошибка въ словахъ, похвала, назначенная другому и принятая на свой счетъ, оскорбительное слово, на которое не отвчено, происшедшее отъ незнанія отступленіе отъ пріемовъ общества, возбудившее улыбку, насмшку неловкое движеніе, фальшивое, смшное положеніе — мучаютъ больше, чмъ дурное дло.
Несмотря на то, что графиня Лидія Ивановна, тотчасъ же, встрчая его, сказала: «а мы сейчасъ говорили о принцесс; ей значительно лучше», несмотря на это, Алексй Александровичъ былъ увренъ, что говорили о немъ и его жен. Онъ это теперь всегда думалъ. Несмотря на то, что Алекей Александровичъ былъ разумомъ твердо убжденъ въ томъ, что его поведенiе относительно жены было безупречно, несмотря на то, что онъ высоко цнилъ свое христіанское смиреніе и самоотреченіе и что разумъ его хвалилъ его за это, онъ не переставая чувствовалъ раскаяніе и угрызенія совсти за то положеніе, въ которое онъ поставилъ себя.
Нынче, боле чмъ когда нибудь, онъ видлъ во всхъ глазахъ, устремленныхъ на него, жестокую насмшку: онъ, только что, передъ пріздомъ во дворецъ, длая свою утреннюю прогулку, встртился лицо съ лицомъ съ Вронскимъ и догадывался, что и Анна въ Петербург. Онъ чувствовалъ опасность своего положенія. Ему казалось, что вс только ждутъ отъ него признака слабости и стыда, чтобы накинуться и растерзать его. «И какъ они вс были сильны и здоровы физически, — думалъ Алексй Александровичъ, глядя на камергера и вспоминая здоровую, кровью налитую фигуру, — какъ они сіяютъ». И потому онъ чаще вспоминалъ о той христіанской высот, на которой онъ находился, и, помня это, усиленно поднималъ голову и [1480] небрежно [1481] здоровался съ знакомыми.
1480
Зачеркнуто: весело улыбался
1481
Зач.: улыбался