Анна Каренина
Шрифт:
Теперь, когда над ним висело открытие всего, он ничего так не желал,
как того, чтоб она, так же как прежде, насмешливо ответила ему, что его
подозрения смешны и не имеют основания. Так страшно было то, что он знал,
что теперь он был готов поверить всему. Но выражение лица ее, испуганного и
мрачного, теперь не обещало даже обмана.
– Может быть, я ошибаюсь, - сказал он. - В таком случае я прошу
извинить меня.
– Нет, вы не ошиблись, - сказала
холодное лицо.
– Вы не ошиблись. Я была и не могу не быть в отчаянии. Я
слушаю вас и думаю о нем. Я люблю его, я его любовница, я не могу
переносить, я боюсь, я ненавижу вас... Делайте со мной что хотите.
И, откинувшись в угол кареты, она зарыдала, закрываясь руками. Алексей
Александрович не пошевелился и не изменил прямого направления взгляда. Но
все лицо его вдруг приняло торжественную неподвижность мертвого, и выражение
это не изменилось во все время езды до дачи. Подъезжая к дому, он повернул к
ней голову все с тем же выражением.
– Так! Но я требую соблюдения внешних условий приличия до тех пор, -
голос его задрожал, - пока я приму меры, обеспечивающие мою честь, и сообщу
их вам.
Он вышел вперед и высадил ее. В виду прислуги он пожал ей молча руку,
сел в карету и уехал в Петербург.
Вслед за ним пришел лакей от княгини Бетси и принес Анне записку:
"Я послала к Алексею узнать об его здоровье, и он мне пишет, что здоров
и цел, но в отчаянии".
"Так он будет!- подумала она.
– Как хорошо я сделала, что все сказала
ему".
Она взглянула на часы. Еще оставалось три часа, и воспоминания
подробностей последнего свидания зажгли ей кровь.
"Боже мой, как светло! Это страшно, но я люблю видеть его лицо и люблю
этот фантастический свет... Муж! ах, да... Ну, и слава богу, что с ним все
кончено".
XXX
Как и во всех местах, где собираются люди, так и на маленьких немецких
водах, куда приехали Щербацкие, совершилась обычная как бы кристаллизация
общества, определяющая каждому его члену определенное и неизменное место.
Как определенно и неизменно частица воды на холоде получает известную форму
снежного кристалла, так точно каждое новое лицо, приезжавшее на воды, тотчас
же устанавливалось в свойственное ему место.
Фюрст Щербацкий замт гемалин унд тохтэр, и по квартире, которую заняли,
и по имени, и по знакомым, которых они нашли, тотчас же кристаллизовались в
свое определенное и предназначенное им место.
На водах в этом году была настоящая немецкая фюрстин, вследствие
кристаллизация общества совершалась еще энергичнее. Княгиня непременно
пожелала представить принцессе свою дочь и на второй же день совершила этот
обряд. Кити низко и грациозно присела в своем выписанном из Парижа, очень
простом, то есть очень нарядном летнем платье. Принцесса сказала: "Надеюсь,
что розы скоро вернутся на это хорошенькое личико", - и для Щербацких тотчас
же твердо установились определенные пути жизни, из которых нельзя уже было
выйти. Щербацкие познакомились и с семейством английской леди, и с немецкою
графиней, и с ее раненным в последней войне сыном, и со шведом-ученым, и с
M. Canut и его сестрой. Но главное общество Щербацких невольно составилось
из московской дамы, Марьи Евгениевны Ртищевой, с дочерью, которая была
неприятна Кити потому, что заболела так же, как и она, от любви, и
московского полковника, которого Кити с детства видела и знала в мундире и
эполетах и который тут, со своими маленькими глазками и с открытою шеей в
цветном галстучке, был необыкновенно смешон и скучен тем, что нельзя было от
него отделаться. Когда все это так твердо установилось, Кити стало очень
скучно, тем более что князь уехал в Карлсбад и она осталась одна с матерью.
Она не интересовалась теми, кого знала, чувствуя, что от них ничего уже не
будет нового. Главный же задушевный интерес ее на водах составляли теперь
наблюдения и догадки о тех, которых она не знала. По свойству своего
характера Кити всегда в людях предполагала все самое прекрасное, и в
особенности в тех, кого она не знала. И теперь, делая догадки о том, кто -
кто, какие между ними отношения и какие они люди, Кити воображала себе самые
удивительные и прекрасные характеры и находила подтверждение в своих
наблюдениях.
Из таких лиц в особенности занимала ее одна русская девушка, приехавшая
на воды с больною русскою дамой, мадам Шталь, как ее все звали. Мадам Шталь
принадлежала к высшему обществу, но она была такбольна, что не могла ходить,
и только в редкие хорошие дни появлялась на водах в колясочке. Но не столько
по болезни, сколько по гордости, как объясняла княгиня, мадам Шталь не была
знакома ни с кем из русских. Русская девушка ухаживала за мадам Шталь и,
кроме того, как замечала Кити, сходилась со всеми тяжелобольными, которых
было много на водах, и самым натуральным образом ухаживала за ними. Русская
девушка эта, по наблюдениям Кити, не была родня мадам Шталь и вместе с тем