Анна Каренина

Толстой Лев Николаевич

только для добра ближнего, каким она представлялась. Никто не знал, какой

она религии - католической, протестантской или православной; но одно было

несомненно - она находилась в дружеских связях с самыми высшими лицами всех

церквей и исповеданий.

Варенька жила с нею постоянно за границей, и все, кто знал мадам Шталь,

знали и любили m-lle Вареньку, как все ее звали.

Узнав все эти подробности, княгиня не нашла ничего предосудительного в

сближении

своей дочери с Варенькой, тем более что Варенька имела манеры и

воспитание самые хорошие: отлично говорила по-французски и по-английски, а

главное - передала от г-жи Шталь сожаление, что она по болезни лишена

удовольствия познакомиться с княгиней.

Познакомившись с Варенькой, Кити все более и более прельщалась своим

другом и с каждым днем находила в ней новые достоинства.

Княгиня, услыхав о том, что Варенька хорошо поет, вопросила ее прийти к

ним петь вечером.

– Кити играет, и у нас есть фортепьяно, нехорошее, правда, но вы нам

доставите большое удовольствие, - сказала княгиня с своею притворною

улыбкой, которая особенно неприятна была теперь Кити, потому что она

заметила, что Вареньке не хотелось петь. Но Варенька, однако, пришла вечером

и принесла с собой тетрадь нот. Княгиня пригласила Марью Евгеньевну с

дочерью и полковника.

Варенька казалась совершенно равнодушною к тому, что тут были

незнакомые ей лица, и тотчас же подошла к фортепьяно. Она не умела себе

аккомпанировать, но прекрасно читала ноты голосом. Кити, хорошо игравшая,

аккомпанировала ей.

– У вас необыкновенный талант, - сказала ей княгиня после того, как

Варенька прекрасно спела первую пиесу.

Марья Евгеньевна с дочерью благодарили и хвалили ее.

– Посмотрите, - сказал полковник, глядя в окно, - какая публика

собралась вас слушать. - Действительно, под окнами собралась довольно

большая толпа.

– Я очень рада, что это доставляет вам удовольствие, - просто отвечала

Варенька.

Кити с гордостью смотрела на своего друга. Она восхищалась и ее

искусством, и ее голосом, и ее лицом, но более всего восхищалась ее манерой,

тем, что Варенька, очевидно, ничего не думала о своем пении и была

совершенно равнодушна к похвалам; она как будто спрашивала только: нужно ли

еще петь, или довольно?

"Если б это была я, - думала про себя Кити, - как бы я гордилась этим!

Как бы я радовалась, глядя на эту толпу под окнами! А ей совершенно все

равно. Ее побуждает только желание не отказать и сделать приятное maman. Что

же в ней есть? Что дает ей эту силу пренебрегать всем, быть независимо

спокойною?

Как бы я желала это знать и научиться от нее этому", -

вглядываясь в это спокойное лицо, думала Кити. Княгиня попросила Вареньку

спеть еще, и Варенька спела другую пиесу так же ровно, отчетливо и хорошо,

прямо стоя у фортепьяно и отбивая по ним такт своею худою смуглою рукой.

Следующая затем в тетради пиеса была италиянская песня. Кити сыграла

прелюдию и оглянулась на Вареньку.

– Пропустим эту, - сказала Варенька покраснев. Кити испуганно и

вопросительно остановила свои глаза на лице Вареньки.

– Ну, другое, - поспешно сказала она, перевертывая листы и тотчас же

поняв, что с этою пиесой было соединено что-то.

– Нет, - отвечала Варенька, положив свою руку на ноты и улыбаясь, -

нет, споемте это.
– И она спела это так же спокойно, холодно и хорошо, как и

прежде.

Когда она кончила, все опять благодарили ее и пошли пить чай. Кити с

Варенькой вышли в садик, бывший подле дома.

– Правда, что у вас соединено какое-то воспоминание с этой песней? -

сказала Кити.
– Вы не говорите, - поспешно прибавила она, - только скажите -

правда?

– Нет, отчего? Я скажу, - просто сказала Варенька и, не дожидаясь

ответа, продолжала: - Да, это воспоминание, и было тяжелое когда-то. Я

любила одного человека. Эту вещь я пела ему.

Кити с открытыми большими глазами молча, умиленно смотрела на Вареньку.

– Я любила его, и он любил меня; но его мать не хотела, и он женился на

другой. Он теперь живет недалеко от нас, и я иногда вижу его. Вы не думали,

что у меня тоже был роман?
– сказала она, и в красивом лице ее чуть брезжил

тот огонек, который, Кити чувствовала, когда-то освещал ее всю.

– Как не думала? Если б я была мужчина, я бы не могла любить никого,

после того как узнала вас. Я только не понимаю, как он мог в угоду матери

забыть вас и сделать вас несчастною; у него не было сердца.

– О нет, он очень хороший человек, и я не несчастна; напротив, я очень

счастлива. Ну, так не будем больше петь нынче?
– прибавила она, направляясь

к дому.

– Как вы хороши, как вы хороши!- вскрикнула Кити и, остановив ее,

поцеловала.
– Если б я хоть немножко могла быть похожа на вас!

– Зачем вам быть на кого-нибудь похожей? Вы хороши, как вы есть, -

улыбаясь своею кроткою и усталою улыбкой, сказала Варенька.

– Нет, я совсем не хороша. Ну, скажите мне... Постойте, посидимте, -