Анна на Солнце
Шрифт:
– Чего ты ржёшь, муфел?! – огрызнулся он на Бэма и, не отряхиваясь, ретировался.
Ещё один одинокий и дражайший человечек. Как много их таких неприметных, амбициозных страдальцев в этом голимом Городе.
И вот дёрнулся день, и врезали февральские морозы.
Я был слегка не в себе, то есть с бодуна. Меня мотало. В голове тяжесть, во рту сушняк.
Помимо похмелья я почувствовал внутри странную нервную дрожь. Я почему-то даже не хотел идти в «ГородЛит», но мой внутренний голос, мой дьявол, приказал мне пошевеливаться.
И тут я подумал, а ведь это сложившееся стечение обстоятельств что-то приближает, будто сама судьба меня ведёт к чему-то такому,
Я выкурил сигарету, выпил бокал кофе с двумя бутербродами, и вот только тогда я ощутил, что дышу и живу.
На запястье нацепил кварцевые часы (их циферблат разрисован в белую кирпичную кладку, а по центру выведена надпись Pink Floyd The Wall), забрал с собой тетрадь с неоконченной рукописью, на полупустом трамвае домчал до центра Города и поднялся по гранитной лестнице к знакомому серому зданию.
Солнце трещало в затвердевшей синеве небес, и кричали вороны на заиндевевших ветвях деревьев, будто потусторонние существа.
На чердаке было предостаточно народу.
Холодно. Зябли пальцы.
Люди сидели тихо, словно тени. Всего я насчитал двенадцать человек.
Я уселся рядом с Бэмом. Он тут же, не откладывая проблему в долгий ящик, мне радостно прошептал:
– Чувак-чувак, я придумал, чё напишу. Рассказ про двух наркош, которые оба-два сдохли в один день от передоза и попали в ад…
– И?
– И изнасиловали Сатану! Пхе-хе!..
Мы пили чай, спасаясь от лютого мороза.
Бэм читал свои стихи.
Он выдал так, как будто читал в последний раз:
Ночи
подол,
забившейся в углы,
в зарнице ранней
след терял.
Я был один,
Гудели провода
Тогда
На стыке двух дорог.
Мои
скоропостижные
друзья
ушли –
и
с ними
бог.
В худых руках
ободранных берёз
был снег
как простыня.
Из подворотни
брань,
да
крепкое словцо
лилось.
Трамвай небрежно капал ток,
тянул из-за угла,
Людей катая гроздь 1 .
И вот поэзия иссякла, как исчезает в бокале пиво.
Бэм стиснул челюсти, и волшебство растаяло, вернув обыденные звуки. Чрезмерное
1
Стихотворение Булата Мансурова (Буля Патлыч).
Всё было идеально, вот только Альба разорвал старческим ворчанием пелену обаятельной тишины.
Он сказал, что о ночи написано уйму строк, одно и то же, в каждом поколении найдётся хоть один поэт, не лишённый этой темы.
Он говорил, что приземлённое говнище съедает гениев.
Его арматурный взгляд был одержим поиском ответа, и он сказал:
– Народ, когда же вы воспарите к свету? Я устал видеть в вашем творчестве реальность, я и так ей сыт по горло. Нам нужна фантастика! Вы понимаете это? Волшебство! Магия литературы! А не эти ваши трамвайчики.
Похоже, Альба мало гулял по ночным улицам Города.
На что он мне дал чёткий ответ, что по ночам он обычно пишет тексты, только в это время ему открывается какой-то там таинственный Портал, либо он спит, ведь с его не шибко хорошим зрением вряд ли получится слоняться по темноте. Да и зачем вообще?
А я ему говорю, что из-за моей ночной работы часто приходилось прогуливаться во мраке, сплетающийся над макушкой Города. Это ведь такое непередаваемое чувство, когда ноги волочат тело, а в наушниках поют о том, как «сильные да смелые головы сложили в поле в бою 2 », или как «заблёванный звёздами город не спит 3 ». Бродишь по ночной жизни в потоке рок-музыки, блуждаешь под окнами домов, как потерявшийся пёс, и ищешь за стеклом чей-то внимательный взгляд. И светят над тобой фонари. И рассеянно сыпет снег. Или мерно дует ветер. И в эти минуты пробуждаются в голове безумные идеи: некоторым никогда не сбыться, а другие с тобой остаются навсегда, будто в курсе того, что когда-нибудь ты их само собой воплотишь в реальность.
2
Цитата из песни «Кукушка» Виктора Цоя и группы «Кино».
3
Цитата из песни «Два слова» Лёхи Никонова и группы «Последние Танки в Париже».
И, вероятно, Бэм однажды брёл в ночное время суток, и в его сознании проявился этот образ: ночь, трамвай, берёзы, снег. И всё это застыло поэзией на листе его тетради.
Но судя по ощеренной бороде, я Альбу нисколько не убедил. Он остался при своём мнении. А я при своём.
И в тот момент появилась Анна. И сразу стало теплей.
Она возникла будто из ниоткуда. Она вошла, как привидение, тихо, не спеша. Встала на мгновение у порога, будто размышляя о том, какого чёрта сюда её занесло, а потом, покачивая бёдрами, обтянутыми джинсами, продвинулась к столу.
И вот так судьба распорядилась, она села на стул, напротив меня.
Я вцепился в неё взглядом. Она, в свою очередь, смотрела на меня.
Но тут настал мой черёд читать, и я открыл рюкзак, извлёк свою рукопись и, ощущая тихие взгляды множества пар глаз, прочёл название жирным шрифтом
«Дети покинутого бога»
До Урочища рукой подать, а он замер на отвесном краю Пустыря и содрал с лица противогаз. Он почувствовал резь в глазах, и слёзы покатились по его морщинам. Он глубоко вдохнул ноздрями больной воздух и медленно выдохнул из груди давящую усталость.