Анна
Шрифт:
Анна всегда была болтливой девочкой. Теперь её рот наполнился словами, с которыми она не знала, что делать. Когда она открывала коробочки с банками чечевицы внутри, она говорила сама с собой:
– Вот. Всё готово. Хороший обед.
Даже когда Астор начинал капризничать, что раньше дико её раздражало, теперь она чувствовала себя не такой одинокой.
Она научилась общаться с Темнотой.
Анна выросла, зная, что свет в доме отгоняет Темноту от окон. Пока мама не погасит свет, она не уснет, и тогда Темнота может раскрыть свои чёрные
В те дни Анна находила Темноту на кухне, когда ночью тайком спускалась за печеньем, но красные цифры часов духовки и зелёный индикатор кофеварки действовали на неё успокаивающе. Когда вечером они выходили за пиццей, Темноту разрывали фары автомашин, а добивали экраны мобильных телефонов. То же самое происходило, когда выносили торт со свечами на день рождения, но это было весело. Темнота пряталась в сарае, и там было страшно. В этой Темноте, пахнущей бензином и краской, кусторез, старый пылесос, сломанный стул, вешалка становились монстрами, готовыми вас растерзать. Только крысы в этой Темноте чувствовали себя как дома.
Но сейчас Темнота душила, давила и вместе с тишиной сбивала с толку. Вязкая и тянучая, она проникала в каждый уголок, в каждый промежуток, в рот, в нос, в поры кожи. Иногда она наступала так быстро, что даже не успеваешь подготовиться, или же приходила медленно, смешивалась со светом, обагряла солнце и обрекала его на исчезновение на дне равнины. Свечи не помогали. Трескучего шарика света, который они испускали, не было достаточно, чтобы победить Темноту. Наоборот, Темнота становилось ещё более зловещей и угрожающей.
Анна со временем научилась не бояться и ныряла в неё, уверенная, что снова выплывет. Она лежала под плотным одеялом у брата, а когда вставала по малой нужде, то писала в таз рядом с матрасом, и тогда сон овладевал ей и переносил обратно в день.
Тучи или дождь, холод или жара – Темнота рано или поздно проигрывала ежедневную борьбу со светом.
Словно её облили ведром ледяной воды, Анна очнулась ото сна, широко раскинула руки, ударилась локтем о стену и вскочила. Фонарь соскользнул с колен, она поймала его подошвой кроссовка и зажгла, рисуя яркие овалы на внутренней поверхности ветряка.
Сколько она проспала?
Анна погладила раненую руку, ожидая, когда сердце притихнет. Она решила сделать ещё сто шагов. Если не доберётся до вершины, то больше не будет пытаться.
На 46-ом свет высветил распахнутую дверь и крошечную комнатку, полную кнопок. Кто-то, должно быть, провёл тут всю ночь – на полу были разбросаны пустые бутылки из-под вина и одеяло. С одной стороны вертикальная лестница вела к люку, закрытому каким-то металлическим колесом. Оно сначала не поддавалось, но, напрягая обе руки, Анна сумела его отворить. Она толкнула дверцу, помогая себе головой.
Солнечный свет ослепил её. Она подождала, пока зрачки привыкнут, и на четвереньках выползла наружу. Ветер дул, взъерошивая волосы, свистел в ушах и проходил
За холмами обугленные остатки городков пятнами лежали на равнине, которая тянулась, как чёрная доска, к побережью. Шоссе прорезало её, как след серого карандаша. Море походило на лист фольги, на котором лежит тёмный, круглый островок, похожий на шоколадную конфету, и ещё один маленький вдалеке. В глубине души ей казалось, что она видит более тусклую полосу, может быть, просто оптический эффект или иллюзию.
Континент.
Возможно, за проливом мир такой же, как и раньше, Взрослые растят детей и ездят на машинах, магазины открыты, и никто не умирает в возрасте 14 лет. Возможно, о Сицилии с её сиротами забыли. Из стольких легенд и абсурдных предположений, которые она слышала, эта казалась единственной правдоподобной, в которую можно было поверить и которую стоило проверить.
Она приподняла подбородок и закрыла глаза, пытаясь проглотить занозу, которая стояла в горле. Ветер сдувал с неё слезы. Она сжала поручень и прошептала:
– Клянусь, если найду Астора, то переплыву через море и узнаю, живы ли ещё Взрослые.
И ударила лбом о стальную плиту, на которой лежала.
Она повернулась и посмотрела вглубь острова. Холмы испарялись один в другом, переходя от синего к голубому и индиго. Дорога шла по складкам земли, пока не доходила до большого отдельно стоящего сооружения с жёлтой вышкой.
Отель.
Анна сбежала с ветрогенератора в темноту, крича и шлёпая руками по стенам. Когда она добралась до дна, у неё закружилась голова. Она перешла пшеничное поле под качающимся небом, вернулась на асфальт, достала толстовку и пошла дальше.
После короткого спуска дорога продолжалась ровно, растягиваясь, как тесьма.
Пейзаж внезапно изменился, будто его нарисовал другой художник, и жёлтый цвет пшеницы смешался с серым цветом камней. Проезжая часть была покрыта тонким слоем песка. Вокруг росли только кусты, агавы и несколько зачищенных участков сухой травы. Тощие ослы паслись на крутом хребте, а в небе, неподвижные ястребы с распростёртыми крыльями выискивали добычу. В умирающем свете дня каменистые холмы казались панцирями мёртвых черепах.
Охваченная предчувствием, Анна обернулась.
Пёс стоял там. Он следовал за ней, держась на расстоянии.
Некоторое время они шли вперёд, потом девочка в раздражении взяла камень и бросила в него.
– Уходи!
Пёс увернулся от камня изящным рывком и уставилась на неё, казалось, желая сообщить что-то важное.
Она побежала к нему, топая ногами и размахивая руками.
– Оставь меня в покое!
Пёс развернулся и неторопливо убежал, словно под грузом собственной задницы – исчез в кустах.