Анна
Шрифт:
Мальчик лежал без сознания, горел лихорадкой. Когда ему давали пить, он выплёвывал воду, как яд.
Ночью он кричал.
В кромешной тьме вместе с Пушком Анна бродила по тёмным переулкам Чефалу в поисках лекарств. В ящиках аптек почти ничего не осталось: крема для кожи, дезодоранты и коробки, съеденные мышами. Она откопала бутылочку мелатонина, тахипирин и антибиотики, но ничего, чтобы облегчить страдания.
На следующий день Пьетро погрузился в задыхающийся сон, от которого с визгом просыпался, как будто об него разбивались волны боли. Он повторял, что ему холодно, даже огонь и одеяла не могли его согреть.
На следующее утро из серого, как
В середине дня он начал бредить – разговаривал с каким-то Патрицио. Говорил, что тот должен перестать печатать, что шум клавиш сводит его с ума.
– Сейчас скажу ему, – успокаивала его Анна, поднимая голову. – Слышишь? Он перестал.
Гримаса ужаса застыла на лице Пьетро, который ледяными глазами смотрел в потухшее небо, словно над ним парило что-то страшное.
Анна снова сбегала в аптеку и, вскрыла там все ящики, нашла таблетки и ампулы для инъекций, но не шприцы. Она вылила ему жидкость между потрескавшихся губ и попыталась сунуть в рот горсть таблеток, но он сжимал зубы, будто ей назло. Она попробовала несколько раз, но безуспешно. Наконец она разбросала таблетки в стороны, стала пинать пустые консервные банки и опунцию и с криками выдирать кусты. Астор вцепился ей в ноги, умоляя остановиться.
На четвереньках они подобрали таблетки и сунули их ему в рот по одной, пока Пьетро не успокоился. Его лицо расслабилось, он погрузился в тяжёлый сон.
На третий день Анна проснулась от голоса Пьетро:
– Анна... Анна ...
Она вылезла из-под одеяла, опустилась рядом с ним на колени и взяла его за руку:
– Вот я, здесь.
Пьетро прищурился, словно ему в глаза бил яркий свет, приподнял затылок и уставился на неё слепым взглядом.
– Колесо… его заклинило… я пытался... – приступом кашля ему раздирало грудь. Он выплюнул комок тёмной крови и нащупал в темноте её пальцы. – Найди кроссовки…
Анна вытерла слёзы и погладила его вспотевший лоб:
– Конечно, найду.
– Ты должна их найти, поняла? Они спасут тебя.
– Поняла. А теперь отдохни.
Слова Анны, казалось, успокаивали его. Видимо, его губы искривились в улыбке, и несколько минут он молчал, затем заговорил с закрытыми глазами:
– Анна, возьми два полиэтиленовых пакета.
– Зачем?
– Два пакета. Без дыр.
ДВА ПАКЕТА
Вита – небольшая деревня в провинции Трапани. На улице Алерамо, посреди фруктового сада стоял современный дом, принадлежащий семье Ло Капо. На первом этаже жила Костанца, вдова Доменико Ло Капо, владельца преуспевающей строительной компании, умершего в 60 лет от сердечного приступа. На втором этаже обосновалась Лаура, их старшая дочь, мать Пьетро, разведённая с Мауро Серрой, механиком гоночной команды "Ducati". На третьем этаже располагалось две квартиры, в которых жили две другие дочери: Аннарита и Челесте.
Аннарита, младшая, изучала архитектуру. Челесте, которой было уже за 30, была холоста и владела гончарной мастерской в центре города. Люди говорили, что Челесте – ни рыба, ни мясо, а одно из тех существ, которым секс не интересен, независимо от пола. Про Аннариту ходили слухи, что она лесбиянка, а её учёба в университете – лишь предлог, чтобы ездить в Палермо к подруге, которая работает в городском
Дело в том, что после смерти Доменико в доме на улице Алерамо жили одни женщины, которые опекали Пьетро, как маленького короля.
Только одному мужчине было разрешено приходить в это своеобразное женское общежитие – Мауро, отцу мальчика. Вечно путешествующий по миру механик выкраивал выходные в месяц и две недели летом, чтобы приехать к сыну и бывшей жене, которая вместе с сёстрами кормила его капонатой почти без уксуса, омлетом и канноли с рикоттой из овечьего молока. В те дни звезда Пьетро уходила в закат, а звезда отца ярко сияла на небе.
Мауро Серра был высоким и рыжим, с голубыми глазами и густой бородой, обрамлявшей лицо. Он одевался во фланелевые рубашки, а на ногах носил остроконечные техасские сапоги. Сёстры утверждали, что он переплюнул Роберта Редфорда и, как и американский актёр, был заядлым плейбоем.
Когда по воскресеньям три сестры смотрели Гран-При, они пытались угадать, кого из девушек-зонтиков [9] Мауро уже успел соблазнить.
– По одной каждую гонку, – фыркнула Лаура, подавая пармезан.
Лаура Ло Капо была красивой женщиной со смуглой кожей и с двумя угольно-чёрными глазами. После развода она набрала вес и не перестала закрашивать седину на корнях длинных волос. Она называла бывшего мужа плейбоем, но вместо того, чтобы ревновать, гордилась этим:
9
Девушки из паддока, также называемые девушками-зонтики, отвечают за то, чтобы держать зонты над гонщиками на стартовых линиях для обеспечения тени. Почему гонщики Формулы-1 носят зонты? Кроме того, что пилотов редко можно увидеть за пределами кабин своих команд в перерывах между гонками, при этом принимаются дополнительные меры предосторожности для ограничения пребывания на солнце перед стартом гонки, когда они выезжают из боксов, например, команды используют зонтики, чтобы защитить пилотов от солнца.
– Разве можно мешать льву охотиться? Нельзя же запирать его в клетке. Я так не могу. Это преступление против женского пола.
Поскольку она была единственной львицей, от которой у Мауро был ребенок, это льстило её самолюбию и вполне удовлетворяло: пока Мауро не забывает о Пьетро и привозит ей из путешествий магниты на холодильник, этого вполне достаточно. Младшие сёстры тоже не сопротивлялись обаянию зятя, и каждый раз, когда он приезжал домой, одевались понаряднее, красились и соревновались в искусстве обольщения. Мечта о жизни в гареме, деля механика между собой, оказывало стимулирующее действие на их либидо.
– Поскольку ему понравились каннеллони, которые я приготовила своими руками, то сегодня ночью плейбой будет спать со мной, – говорила младшая, теряя всякую скромность.
– Ему нечего делать с такой худышкой, как ты, – возражала Челесте. – А вот я... как ты там выражался, Мауро? – тигрица!
И она приподнимала руками свои большие сиськи.
– Не ссорьтесь, девочки! Если обнимемся, то все втроём поместимся в постели. Да, Мауро, я знаю, что ты будешь не против, – разгорячённо орала Лаура, ополаскивая посуду.