Аннелиз
Шрифт:
— С каких это пор ты полюбил работу на кухне? — интересуется она.
— Ой, не знаю, но ты неправа, — добродушно отвечает отец, вытирая чашку выцветшим полотенцем. — Я помогал твоей маме с мытьем посуды довольно часто. Ты не помнишь?
Анна лишь пожимает плечами и начинает мыть следующую тарелку.
— Может, поговорим об этом, Анна? — спрашивает Пим слегка погасшим тоном, но все еще с надеждой.
— Поговорим о чем? — Тарелка звенит, ударившись краем о кастрюлю, когда Анна, ополоснув ее, передает отцу. — О том, что
— Она дарит мне счастье, девочка, — говорит отец.
Анна хмурится, глядя на тарелку в своих руках.
— Ты заменил маму. В мгновение ока.
— Нет, нет, — поправляет ее Пим. — Это не так. Это другое. Хадас, она… — Он колеблется, его глаза мигают, пока он подыскивает слова. — Она дарит мне счастье другого рода, — говорит он. — Такое, какое я даже не надеялся испытать.
— Ты имеешь в виду — в постели? — безжалостно спрашивает Анна.
Пим выпрямляется, словно от удара хлыстом.
— Анна, как тебе не стыдно задавать такие вопросы?
Но Анна только неловко вздыхает, склонившись над раковиной.
— Я просто хотела уточнить, то ли ты хотел сказать.
— Нет, не это. Я хотел сказать, настоящее счастье. Счастье сердца.
Анна передает ему мокрую тарелку.
— О’кей! — говорит она.
Он принимает тарелку и безучастно трет ее полотенцем.
— Ты злишься, — говорит он. — Ты все еще очень злишься.
Анна молча на него смотрит.
— Хочешь ты признавать это или нет, но я узнаю это чувство, потому что сам его испытываю. До сих пор. Но я не позволяю ему властвовать над собой. Не позволяю, Анна, — с ожесточением твердит он. Затем переводит дыхание и трясет головой. — Но я вижу, что ты у него в тисках. Злость заставляет тебя страдать! Каждый день. Неужели я никак не могу помочь тебе от нее освободиться? Я пытаюсь, но у меня не получается.
Не успев осознать, что делает, Анна вдребезги разбивает тарелку о край раковины. Пим отступает на шаг, стискивая в руках обернутую полотенцем посудину.
— Ух! — восклицает Анна, но, когда на кухню вбегает Мип и обозревает случившуюся катастрофу, она уже плачет навзрыд.
— Прости, Мип! — Анна тяжело дышит и стряхивает слезы запястьем. — Я такая растяпа!
Ее отец глубоко вздыхает, видно, как ему больно. Он передает тарелку и полотенце Мип и выходит из кухни.
Узкая улочка заполнена народом, пытающимся перехватить что-нибудь в магазинах в краткий перерыв на обед. Стоя в дверях одной из лавок, Анна заслоняет от проходящего люда Грит, в то время как та избавляется от носок и жокейских сапожек и натягивает на ноги шелковые чулки. Швы на чулках подчеркивают аппетитность ее форм от икр и голеней вверх до бедер под юбкой. Чулки — подарок ее нового парня, канадца. Напротив расположен кинотеатр «Любимая».
— Так ты, значит, бросила своего миленького Хенка? — спрашивает подругу Анна.
Та только пожимает плечиками.
— Хенк — мальчишка. Между нами не было ничего серьезного. — И добавляет, грациозным движением всовывая ноги в замшевые туфли: — А Альберт — мужчина. И относится ко мне, как к женщине.
— Хочешь сказать, что у тебя с ним все было? — напрямик спрашивает Анна, которую очень интересует все, что происходит между мужчиной и женщиной.
Грит стесняется, но отвечает:
— Он говорит, что женится на мне.
Теперь уже брови Анны ползут вверх. Неужели девчонка настолько глупа?
— Женится на тебе?
— Да.
— И ты ему веришь?
— Не знаю. Может быть, верю. А может, нет.
— Но ты все равно с ним это проделываешь?
— Ну так это забавно, Анна. И приятно. По-настоящему приятно.
Анна неопределенно хмыкает.
— Это он? — спрашивает она. Анна имеет в виду крепкого канадца с роскошными рыжими усами в форменном берете и брюках цвета хаки. Он раскуривает трубку, стоя перед входом в кинотеатр.
Грит, не сдерживаясь, хихикает.
— Он и есть. Ланс-сержант. Командир взвода.
— С виду взрослый мужчина, — вынуждена признать Анна.
Грит бросает на нее жесткий взгляд.
— Ты считаешь меня шлюхой?
— Нет. И ты выбрала не то слово. — Анна говорит искренне. Ей не нравится осуждение, звучащее в тоне Грит. Но вся эта болтовня о женитьбе и обязательствах выводит ее из себя. Разве не приводят все обязательства к неминуемому предательству? — Я вот только думала, что случится, если ты заполучишь младенца?
Грит отвергает ее сомнения.
— Тогда, хочет он этого или нет, ему придется жениться. Не так уж плохо. Буду канадкой.
— Ага, если только он тебя не обманет.
Грит хмурится, кивает головой.
— Он такого не сделает.
— Не сделает? — Анна дает понять, что не так уж в этом уверена. — Он еврей?
— Еврей? — повторяет за ней Грит, словно хочет уяснить для себя смысл слова. — Мне это не приходило в голову.
— Да ты его и не спрашивала! — продолжает Анна и еще внимательнее смотрит на Грит. — А он-то знает, что ты еврейка?
— Он тоже меня об этом не спрашивал.
— О’кей! И он думает, что ты — честная христианская девушка.
— Ну и что? Что с того? Война закончилась, кому какое теперь до этого дело? — Видно, что Грит разговор неприятен, может, неприятна ей и сама Анна. — С чего это тебя так трогает? — спрашивает она. — Раньше тебя это не парило.
— Не парило, правда. Ты извини меня, — говорит Анна и, возможно, немного и сама в это верит.
Грит закрывает колпачком тюбик помады, которой только что пользовалась, и шлепком вкладывает его в ладошку Анне.