Аннелиз
Шрифт:
— Возьми его, Мип! Пусть лучше достанется тебе, чем ей.
После уроков у велосипедного ангара она схватилась с одной из школьниц, стервозной девчонкой по имени Клэр Бускирк. Однако, прежде чем стычка успела перерасти в серьезную драку, на место примчалась обычно крайне уравновешенная учительница физкультуры мадам Пеербоом и развела их в стороны. На этот раз лицо
— Боже мой! — в праведном изумлении восклицает она. — Какое непотребство! Драка будущих леди!
— Какая она леди, мадам Пеербоом! — выкрикивает Клэр, и ее маленькое личико кривится гримасой ненависти. — Она просто-напросто еврейка!
— А ты просто-напросто кусок говна! — получает она взамен от Анны.
— Молчать! Обе! — рявкает мадам Пеербоом. — Пошли вон, каждая в свою сторону, если не хотите отвечать перед директрисой.
Анна уходит молча, но она по-прежнему оглушена приступом ненависти.
— Нужно было просто дать ей в морду! — говорит она позже Грит, когда они вместе курят за школой. — И раздавить, как вошь!
Но Грит, похоже, занята своим. И смотрит в другую сторону.
— Что с тобой? — спрашивает Анна.
— Ничего, — отвечает та.
— Ты меня не слушаешь?
Грит пожимает плечами, уставившись на свою сигарету.
— У меня есть для тебя новость.
Анна чувствует тревогу, но пытается это скрыть под маской нетерпеливого любопытства.
— Ну же, говори скорее!
— Не хочу ничего говорить.
— Говори, Грит! — Анна уже командует. — Ты не можешь так вот запросто объявить, что у тебя есть для меня новость, а потом промолчать.
Грит молча поднимает взор к небу.
— Грит!
— Я бросаю школу.
Анна огорошена.
— Что ты несешь? Это просто смешно.
— Ничего смешного. Ты же сама всегда говорила, что школа — просто потеря времени.
— Для меня, но не для тебя, — отвечает Анна, пытаясь обратить слова в шутку. — Тебе необходимо образование, милая, — говорит она, поглаживая кудри подруги.
Грит едва заметно улыбается.
— Я выхожу замуж, — говорит она, но радости в ее голосе нет.
Анна от волнения сглатывает. И повторяет:
— Замуж?
— Да.
— Замуж, — снова повторяет Анна, чувствуя, как к ней возвращается злость. — За кого?
— Как это за кого? А ты-то как думаешь?
— Я не знаю. — Она берет сигарету из пальцев Грит и добавляет: — Иногда трудно уследить за всеми парнями, с которыми ты этим занимаешься.
Грит вспыхивает и уже тверже говорит:
— Вот уж не думала услышать от тебя такую мерзость.
— Извини! — автоматически говорит Анна, не вкладывая смысла в сказанное. — Это потому, что ты застала меня врасплох. Значит, это канадец?
— Его зовут Альберт.
— Ты от него забеременела?
— Нет. Он сделал мне предложение, и я согласилась. Зачем ты наговорила мне кучу гадостей? Не стоило тебе рассказывать. — Грит говорит это как бы самой себе, встает и подхватывает свой ранец с книжками. — Я знала, как ты отреагируешь.
Неожиданно Анна чувствует что-то вроде раскаяния.
— Грит, извини меня! — говорит она на этот раз искренне. Но слишком поздно. Грит уже вывела свой велосипед. — Грит,
Девушка останавливается, вытирает слезы, но на подругу не смотрит.
— Прощай, Анна! — Грит садится на велосипед и выезжает на улицу. — Я пришлю тебе открытку!
Расстроенная, Анна подъезжает к книжной лавке, но не обнаруживает в ней Нусбаума. Дверь на замке, шторы задернуты. Она нерешительно стучит, но слышит с другой стороны только мяуканье, своего рода брюзжание, но никак не господина Нусбаума. На двери нет записки, только слабые следы зачистки от краски — след анонимного требования к евреям убираться прочь.
И вот она уже катит на велосипеде, сама не зная куда, по набережным каналов, уводящим ее от прежних забот. Ни мыслей, ни устремлений, ни чувств. Но, остановившись возле короткого металлического мостика, чтобы закурить сигарету, она вдруг видит Беп, выходящую из ветхой приканальной забегаловки. Беп! Ей хочется позвать девушку. Хочется подбежать к ней и крепко ее обнять. Но она вспоминает о том, что рассказал ей Кюглер. Что Беп слишком тяжело дружить с Анной.
Стоя в дверях забегаловки, Беп застегивает кофту — и уходит. Анна хочет пойти за ней, но тут из дверей появляется еще кое-кто. Узкоглазая девушка в платочке, прикрывающем короткие волосы. Ее лицо сильно осунулось с того времени, как Анне видела ее в последний раз в трамвае в обнимку с немецким солдатом. И когда девушка ловит взгляд Анны, брошенный через булыжную мостовую, она отвечает ей только мимолетным кивком, поворачивается и уходит, повесив голову, в противоположную от Беп сторону.
— Это сестра Беп, — говорит Анна, обращаясь к Марго, возникшей рядом в своих лагерных тряпках и с лицом в расчесах.
В самом деле? Ты уверена?
— Да, уверена. Думаешь, я слепая? Это Нелли.
Она такая несчастная, — замечает Марго. — Бедняжка.
— Бедняжка? Ты хочешь, чтобы я ее пожалела?
А ты ее не жалеешь?
— Она немецкая подстилка, Марго. Шлюха.
Почему ты так жестока к людям? Мама никого не называла такими словами. Разве она не пыталась думать о людях только хорошее? И разве не учила нас сохранять хорошее мнение о людях, какими бы они ни были?
— Может быть. Но у мамы уже нет никакого мнения ни о ком, — отвечает Анна. — Она ничему не может нас научить. Она умерла.
Я тоже, — напоминает ей Марго. — И все же я здесь.
— Да, — признается Анна. — Ты единственная меня не бросила.
Назавтра Грит в школу не пришла. Место рядом с Анной осталось пустым.
На следующий день она снова отправляется в книжную лавку, надеясь, что в этот раз она будет открыта, но дверь оказалась по-прежнему заперта. Она стучит в окошко, заслоняя руками глаза от бликов, всматривается вглубь, но видит только неясные тени. Вернувшись на Принсенграхт, она стучится в кабинет Пима и, приоткрыв дверь, просовывает голову внутрь.