Аномалия. «Шполер Зейде»
Шрифт:
– Но это же вы собираетесь делать для еврея! Цадика! Это место потеряет свою святость!
Увы! Никто этих важных слов не слышит. Мотор ревёт. Механизатор Петро отпускает рычаги, и бульдозер бодро начинает движение. И тогда хасиды становятся перед бульдозером.
Лязг тормозов. Механизатор Онищенко глушит мотор, вытягивает перемазанных хасидов буквально из-под ножа бульдозера.
– Для «Цадика»! Это место потеряет свою святость! – кричит перепуганный своим подвигом Гороховский.
Тут все, наконец, слышат. Осознают.
– О! Значит, так! – говорит механизатор Онищенко. – Тогда, хлопцы, шабаш! То есть «Шаббат». Всё на завтра переносится. В девять часов
– Так завтра же воскресенье. Я на рыбалку, – заявляет первый селянин.
– А мне огород копать, – говорит Остап.
– Да бросьте! Воскресник всегда хуже, чем субботник. Явка меньше. И почему это мы… – не понимает мэр Борсюк.
– Потому! – рявкает механизатор Онищенко. – То есть вы, Альберт Григорьевич не услышали. Повторяю по буквам. М-е-с-т-о… П-о-т-е-р-я-е-т с-в-я-т-о-с-т-ь. Вы ж видали, как они под бульдозер за ихний «Шаббат» легли. – Петро поворачивается к Гороховскому, оглядывает их приготовления к «Кидушу». – Я вижу, вы это… Отмечаете. Можно мы присоседимся? У нас всё всегда с собой. Мы ж к субботнику готовились.
Механизатор Петро достаёт свой узелок. Там бутылка водки, бутерброд. Все стоят в недоумении, а потом достают свои свёртки. Присаживаются. Реб Гороховский произносит положенные благословения. Все выпивают и закусывают.
– Большое вам спасибо от всех евреев! – говорит Гороховский механизатору Онищенко. – Мы это никогда не забудем!
– Это уж, пожалуйста! Не забудьте – Пётр! Онищенко! За здоровье! – чокаются, выпивают. – Вы, простите, «реб»… [54] Правильно произношу? «Реб»! Так вот, реб Гороховский и реб… Гутман. А я, значит, реб Петро Онищенко. Закусите моим, – протягивает бутерброд. – У меня такое сало! Всё село знает, что у Онищенко… – пальцем себе в грудь, – Пётр Онищенко – лучшее сало! Бо кабанчика треба резать…
54
Обращение к каждому взрослому мужчине (идиш). В отличие от «Ребе», которое является обращением к учителю, религиозному руководителю.
Гороховский шарахается от бутерброда, как от змеи.
– Понял! – быстро соображает механизатор Онищенко, демонстративно отдаёт сало мэру. – Угощайтесь, реб Альберт. А вам, реб Гороховский, вот огурчик. Ещё по одной! За встречу! Вы, товарищ реб, лучше скажите, – он понижает голос и оглядывается, – А вот если еврей влюбляется в… не еврейку. И конечно, хочет жениться.
– Ой! Не дай бог никому такое горе!
– Ну а если?
– Нет! Такого не может быть!
– А я слышал, что может, – настаивает механизатор Онищенко. – Вот если девушка поступает в еврейки? Так сказать, заявление пишет. Так, мол, и так…
– «Гиюр»? [55]
– Как? Так называется? Хорошо! Ги-ю-р так гиюр! И кто этим командует?
– Раввин. [56]
– А вы это… Раввин?
– К сожалению, нет. Недоучился.
Механизатор Онищенко показывает на реб Гутмана:
– А?
– Реб Гутман? Тем более нет.
– М-да. Ладно. Будем искать раввина. Как там у вас «За здоровье»?
– «Лехаим»! [57]
– Ну, вот и «Лехаим»!
55
Обряд обращения не еврея в иудаизм (иврит).
56
В
57
Тост «За жизнь!» (иврит).
Все поднимают свои стаканы с водкой. Вдруг раздаются выстрелы. Это на взгорок вылетает на мотоцикле милиционер. Он стреляет в воздух и кричит:
– Прекратить безобразие!
Из коляски мотоцикла выбирается дед Грицько. Оба бегут к перепуганным селянам. Мэр очухивается первым:
– Ты чего, Сашко? Люди отдыхают, закусывают.
Милиционер оглядывает всех, засовывает пистолет в кобуру, переводит дыхание:
– А это… Дед Грицько панику поднял. Беги! Нарушат, говорит, наши козлы субботу!
– А то тут дурные?! – улыбается механизатор Онищенко. – «Шаббат», реб Сашко, он завсегда «Шаббат»! Правильно, реб Гороховский? «Лехаим»!
Живописная картинка – субботняя трапеза на холме, чудная компания хасидов и селян. А вокруг, куда ни глянь, простирается Украина. Голубое небо. Живописные просторы. Реки, сады, поля.
Понедельник. В центре площадки для выгула кур, вокруг отреставрированного могильного камня уже стоит тонкая ажурная высокая ограда. Такая же ограда обеспечивает проход к могиле с дороги, и даже скамеечка в оградке уже поставлена. Ажурная калитка. На ней табличка на нескольких языках «Мемориал цадика Шполер Зейде».
Гороховский и Гутман в восторге. Они обнимают деда Грицька.
Гороховский торжественно достаёт из кармана мобильный телефон. Победоносно набирает номер.
Милиционер Нечипоренко в свой мощный бинокль наблюдает за хасидами на холме.
Гороховский важно говорит на идише:
– Саймон? Реб Нафтале Гороховский. Прямо с могилы цадика Шполяр Зейде! Докладываю. Этнографическая экспедиция предварительные работы завершила. Ждём Исаака!
Дед Грицько незаметно для хасидов снимает кепку.
Милиционер принимает сигнал деда Грицька и дает отмашку своей дочке Рае, сидящей на крыше дома. Та поднимает над крышей оранжевый флаг.
Селяне смотрят на укреплённый флаг.
Жена механизатора Петра Онищенко достаёт швейную машинку.
Жена милиционера разворачивает ткань. Собирается кроить.
Несколько молодых претенденток в невесты для внука миллиардера склонились над журналом мод.
Учительница Золотаренко уже примеряет модную мини-юбку на дочке Вике.
Гороховский опускает телефонную трубку. Взмывает в небо музыка Благодати.
Сверху кажется, что могила Цадика стоит на белом поле. И пусть это не совсем так, пусть это куры на птичнике вокруг мемориала. Но всё белым-бело.