Анонимные грешники
Шрифт:
— Сиди спокойно, — бормочет Амелия.
Я вздрагиваю от прикосновения её холодных пальцев. В конце концов, она отстраняется и похлопывает меня по коленям.
— Крови нет, просто большая шишка. Не напрягай себя следующие несколько дней, хорошо? О, и если ты почувствуешь сонливость, дай кому-нибудь знать.
Я рассматриваю её печальную улыбку и спокойное поведение.
— Ты серьезно?
— Да, сотрясение мозга — это не шутка.
Я моргаю.
— Амелия, Макса только что подстрелили. Насмерть. То есть, его в буквальном смысле больше нет в живых. И ты…
—
Я медленно качаю головой.
— Нет, — бормочу я, — Макс не стал бы…
— Ну, он это сделал, — перебивает она более твердым тоном. Затем её взгляд смягчается, как будто она сожалеет, что была такой резкой. — Мне жаль, Аврора. Я помню свой первый раз, как будто это было вчера… — она выдыхает воздух, опускает плечи. — Но станет легче, я обещаю. Ты должна помнить, что мир Висконти отличается от того, к которому мы привыкли, — в последний раз похлопав меня по ноге, она поднимается. — Я рядом, если тебе нужно поговорить. А пока постарайся отдохнуть.
Она пересекает ковер, проходя мимо, взъерошивая волосы Лео.
— Но как он узнал, что Макс был предателем? Он даже не живет на континенте, не говоря уже о побережье.
Вопрос срывается с моих губ прежде, чем я осознаю, что даже думаю об этом.
Она замирает, держась за дверной косяк.
— Точно так же, как он знает всё.
Затем она выскальзывает из комнаты, её каблуки стучат по мрамору вдалеке.
Я поворачиваюсь к Лео.
— Что это значит?
Со вздохом он отрывает своё внимание от телефона и смотрит на меня.
— У братьев Ямы есть эта горячая линия. Любой желающий может позвонить по номеру и признаться в своих секретах. Макс, вероятно, именно это и сделал. У таких змей, как он, обычно нечистая совесть.
Нет.
Нет, нет, нет.
— Горячая линия? — произношу я хриплым голосом.
— Да, ты, наверное, видела эти визитки повсюду.
Пожалуйста, боже, нет.
— Она называется Анонимные грешники.
Не в первый раз за сегодняшний день мой мир погружается во тьму.
Глава восьмая
Церковь Святого Пия, Дьявольская Яма.
Это маленькое, скромное здание, за исключением высокого шпиля, который в ясный день виден из Бухты Дьявола. Оно расположено абсурдно близко к краю утеса, и камни размыты соленым морским воздухом и годами заброшенности. Перед ним кладбище загромождают увитые плющом надгробия, в том числе надгробия моих родителей.
Стоя перед прогнившей дубовой дверью, я крепче сжимаю лом и делаю глубокий вдох. Девять лет назад я сбросил ключ с утеса, и мне не терпится узнать, есть ли у кого-нибудь из моих дядей запасной. Вместо этого я вставляю железный прут между деревом и железным замком, и неудивительно, что из-за гнили замок легко открывается при хорошем толчке.
Сначала на меня обрушивается
Блять. Я не заходил в эту церковь с тех пор, как похоронили моих родителей. Я медленно иду по проходу, мои шаги эхом отражаются от сломанных потолочных балок. Мои пальцы скользят по скамейкам, собирая ковер из паутины, пока я прохожу мимо.
Это место — настоящая дыра, и я несу за это полную ответственность. Клан Бухты предложил сохранить его, точно так же, как они делают с портом, но я настоял, чтобы они сожгли тут всё дотла.
Мы пошли на компромисс, опечатав церковь.
Я сажусь на своё старое место, на край левой передней скамьи и жду.
Проходит совсем немного времени, прежде чем ветер доносит урчание автомобильного двигателя. Я слышу шаги. Скрип открываемой двери. Затем раскатистый смех моего брата наполняет церковь, звук, который возвращает меня прямо в детство.
— Из всех церквей в мире ты выбрал именно эту.
— Я был неподалёку.
Увлекательно наблюдать, как Раф открывает для себя миллион воспоминаний. Ни одно из его не отравлено так, как мои. Засунув руки в карманы, он прогуливается по проходу с однобокой ухмылкой на лице, разглядывая сводчатые потолки, упиваясь алтарем и, наконец, отыскивает кабинку для исповеди в дальнем правом углу.
Он слегка качает головой и останавливается рядом со мной.
— Мы занимаемся этим уже девять лет, и все же мы никогда здесь не встречались, — недоверчиво бормочет он. — Невероятно.
Он прав, это и правда невероятно. Вестминстерское аббатство в Лондоне, собор Святого Петра в Ватикане. Искупительный храм Святого Семейства в Барселоне. Последние девять лет мы встречались в церквях по всему миру в последнее воскресенье каждого месяца, но никогда в той, в которой выросли. Ирония судьбы, потому что именно в этой церкви началась наша игра.
Мне было двенадцать, Рафу десять, а Габу восемь, когда мой отец усадил нас в Ризнице8 и сказал, что нам пора становиться мужчинами. Мы месяцами подслушивали исповеди, забираясь в щель между каменной стеной и кабинкой для исповеди и напрягаясь, чтобы услышать все самые темные грехи и секреты горожан. Большинство из них были жалкими — женатые мужчины, платящие шлюхам, студенты Академии Побережья Дьявола, списывающие на вступительных экзаменах, но от некоторых меня тошнило.
Среди всех этих свечей, мантий и пыльных стопок Библий наш отец сказал нам, что с тех пор в последнее воскресенье каждого месяца мы должны будем решать, какая исповедь была худшей из тех, что мы слышали.
И тогда мы должны были что-то с этим сделать.
Наша особенная игра скрепила меня и моих братьев, как клей. Хотя местные жители называли нас Ангелами Дьявольской Ямы, они не знали, что мы были судьями, присяжными и палачами этого города, и на протяжении всего нашего подросткового возраста мы были полны нашей тайной силы.
Мы продолжали этот ритуал вплоть до тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать, когда я уехал с Побережья изучать бизнес в Оксфордском университете в Англии. Раф и Габ не хотели продолжать традицию без меня, так что она превратилась в не более, чем приятное воспоминание, которое мы вспоминали всякий раз, когда приезжали домой на каникулы.