Анонимные грешники
Шрифт:
— Я не курю.
Темное веселье пляшет в его глазах.
— Я думал, ты плохая девочка.
Плохая девочка. То, как он выплевывает эти слова, резко и горячо, заставляет меня хотеть быть именно такой. Легко проигнорировать откровенную насмешку, и, не говоря ни слова, я забираю у него сигарету, наблюдая, как он смотрит на меня, подношу ее к губам и вдыхаю.
В тот же миг у меня начинает гореть задняя стенка горла, и я роняю сигарету на песок посреди приступа кашля.
Я едва слышу его
— Господи Иисусе, — произношу я хрипло, откидывая голову назад, к кирпичной стене.
С ухмылкой, от которой ямочка на его подбородке становится ещё глубже, он достает пачку из кармана брюк и достает новую сигарету. Пламя его зажигалки Зиппо величественно танцует на фоне темной ночи, когда он зажигает ее.
— Смотри на меня.
Как будто в эти дни я вообще занимаюсь чем-то другим. Он кладет ее между губ и делает медленную, чувственную затяжку. На этот раз он любезно выпускает дым у меня над головой. Я чувствую легкое разочарование.
— Вот, — он протягивает ее мне. — На этот раз не так сильно, сорока.
Мне нравится, как он наблюдает за моими губами, когда я медленно вдыхаю. Несколько секунд спустя дым плавно сходит с моих губ, стелясь по его лицу.
— Лучше, — урчит он.
Я улыбаюсь, возвращая ее ему. Он опускает взгляд на красное колечко губной помады вокруг фильтра и замолкает. Кадык у него подрагивает на горле, и, клянусь, я вижу пульс на его челюсти.
— О…
Но прежде чем я успеваю закончить фразу, он засовывает сигарету между губ и затягивается. По какой-то глупой причине мое сердцебиение замирает при одном виде его рта на том же месте, где только что был мой. Это кажется неправильным. Слишком сокровенным.
На самом деле, стоять здесь с ним наедине кажется слишком интимным.
Обхватив себя руками, я бросаю взгляд в сторону сада.
— Мне, наверное, пора идти.
— Останься.
Это не предложение. Несмотря на то, что Анджело Висконти отвернулся от Коза Ностры, он не производит на меня впечатления человека, который просто предполагает. Я откидываюсь назад, мои пятки глубже погружаются в песок, удерживая меня между домом, который построил мой жених, и человеком, который мог снести его одним своим саркастическим вздохом.
Из дома доносится слабый джаз. Внизу, у моря, волны сердито разбиваются о берег. И то, и другое служит фоном для звука моего тяжелого дыхания.
— Альберто будет интересоваться, где я.
— Так скажи ему.
Я издаю горький смешок.
— Да, отличная идея.
Он приподнимает бровь, ожидая продолжения.
— Что бы ты почувствовал, если бы застал свою невесту в темном углу за сигаретой с красивым мужчиной?
Он пристально смотрит на меня. Сначала безучастно, потом его глаза сузились.
— Ты считаешь меня красивым.
О, святые фламинго. Несмотря на холод,
Я стискиваю зубы.
— Не слишком радуйся. Обычно я ношу очки.
Его смех приятно ощущается на моей коже.
— Неужели я красивее твоего мужа?
— Не трудно догадаться.
— Итак, кого бы ты предпочла поцеловать?
Я моргаю.
Что?
Мое дыхание становится поверхностным, в конце концов совсем прекращаясь. Я вся горю, покрываюсь волдырями от интенсивности его внимания, но он невозмутим. Мы подобны огню и льду. Он снова затягивается сигаретой и смотрит на меня с безразличием человека, который только что спросил, который час.
Не смотри. Не смотри. Не смотри.
Мой взгляд опускается к его губам.
Вот же лебедь.
Взгляд может сказать тысячу слов, и, судя по самодовольной ухмылке, расплывающейся на лице Анджело, мой взгляд на его губы написал ему целое гребаное эссе.
Я чувствую непреодолимое желание вернуть себе хоть какую-то опору, и единственный способ, который я знаю, как это сделать в наши дни — быть противной.
— Я не знаю. Тебе все равно почти столько же лет, сколько ему.
Раздражение проступает на его лице, но он тут же меняет черты.
— Мне тридцать шесть.
— Почти вдвое старше меня.
— Я полагаю, когда ты все ещё глупая маленькая девочка, все, кому за тридцать, кажутся старыми.
Я рада, что сейчас темно, потому что, надеюсь, он не увидит, как я волнуюсь под темно-синим небом.
— Кроме того, — продолжает он твердым голосом, — только глупые маленькие девочки могут подумать, что взрослые мужчины захотят их поцеловать.
— И только грязные старикашки стали бы спрашивать невесту своего дяди о ее предпочтениях в поцелуях.
Нас окутывает тишина, более густая, чем дым, вырывающийся из приоткрытых губ Анджело.
— Я пошутил, Аврора.
Итак, он снова произносит мое имя таким образом.
— Альберто — семья, и, хотя мы, возможно, не всегда сходимся во взглядах, я всегда буду уважать его.
Я вздергиваю подбородок. Теперь, когда мои шпильки наполовину утонули в песке, он кажется ещё выше, чем обычно.
— Ты не можешь так сильно уважать его. Я видела, как ты водил ключом по его машине.
— Когда? — спрашивает он, не сбиваясь с ритма.
— В среду, когда ты меня высадил.
— В среду… — бормочет он, почесывая подбородок и делая вид, что задумался. — Ты имеешь в виду тот день, когда ты поцеловала его у меня на глазах?
У меня сводит живот при воспоминании об этом, но я раздражена тем, что играю в его игру.