Анонимные грешники

Скетчер Сомма

— Да.

— Хм. Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Его лицо невозмутимо, такое же бесстрастное, как и его тон. Но все же маленький фейерверк разгорается у меня в груди. Я была дезориентирована внезапным ППЧ¹³ Альберто, а дождь был таким сильным, что искажал тело Анджело, когда он направлялся к своей машине. Я подумала, что, возможно, мне почудился этот детский акт вандализма, но теперь я знаю, что это было не так.

Он поцарапал ключом машину своего дяди из-за того поцелуя.

Замешательство покалывает мою кожу, но я игнорирую

его в угоду адреналину, пробегающему по спине.

Это плохо. На высоте трех тысяч футов ходить по натянутому канату шириной не больше зубной нити — это плохо. На моих плечах тяжесть всего мира, и если я упаду, на кону будет нечто большее, чем просто моя собственная жизнь.

Это волнующе опасно, но все же опасно.

Мне следовало бы больше бояться высоты.

— Мне нужно идти, — шепчу я.

На этот раз он не велит мне остаться. Он в последний раз затягивается сигаретой, затем сокращает расстояние между нами. Инстинктивно я ещё сильнее прижимаюсь к стене, прижимая ладони к холодной кирпичной кладке. Он нависает надо мной, как надвигающийся шторм, кладя одну руку мне на плечо, а другой вдавливая окурок в стену всего в нескольких дюймах от моего уха.

Он замирает на мгновение. А потом ещё одно. Заманивает меня в ловушку тяжестью своего тела и пристальностью взгляда. Время, кажется, тянется медленно, даже музыка, доносящаяся из дома, звучит медленнее.

Я не думаю, что хочу, чтобы это ускорялось.

— Расскажи мне какой-нибудь грех, Аврора.

Резкость в его голосе затрагивает меня там, где этого не должно быть. Я проглатываю комок в горле и закрываю глаза. Господи, неужели все это тепло исходит от его тела? Сейчас октябрь, а он все ещё здесь, одетый всего лишь в костюм, и чувствуется будто вылез из печи.

И все же я понимаю, что мне тоже больше не холодно.

— Так вот как теперь все будет? — хрипло произношу я. — Я буду подкармливать тебя грехами, чтобы ты не слушал те, которые я рассказывала по телефону?

Он облизывает зубы и медленно кивает.

Я набираю полную грудь воздуха и поднимаю взгляд к беззвездному небу. Я пытаюсь сосредоточиться на чем-нибудь, что даст мне передышку от тупой боли, зарождающейся внизу живота, но ощущение его горячего дыхания, задевающего мой нос, делает это невозможным.

— Каждый раз, когда он заставляет меня так целовать его, я плюю в его виски.

Мой грех витает в воздухе, заполняя крошечную пропасть между нами. Когда его тело замирает рядом с моим, я отрываю свой взгляд от неба и останавливаюсь на нем. Здесь темнее, чем ночью, и так же холодно. О нет. Мое сердцебиение учащается, возможно, я переступила черту. Возможно, мне следовало выбрать что-нибудь полегче, возможно…

Но затем из уголков его губ сочится смех, хриплый и грубый. Это возбуждает мою нервную систему, как будто я только что услышала песню, которая когда-то была моей любимой, но я не слышала ее много лет.

Я тоже смеюсь. И я смеюсь ещё громче, прижимаясь к его твердому телу.

Пока меня не осеняет, как новый день.

Я совершенно, безумно, недопустимо одержима Анджело Висконти. Племянником моего жениха, почти незнакомцем и хранителем моих самых темных секретов.

И вдруг мой

грех перестает быть таким смешным.

Глава четырнадцатая

Независимо от того, насколько близко я подойду к берегу, я не могу отделаться от баллады Уитни Хьюстон, которая доносится из подвального бара, но я также не могу сбежать от нее.

Господи Иисусе, она повсюду. Я переступил черту раньше, и теперь я заставляю себя держаться на расстоянии. Что почти невозможно, потому что сегодня вечером она ходячий, танцующий диско-шар с ногами. Как будто она надела это чертово платье, чтобы позлить меня. Блестки переливаются и вспыхивают при каждом ее движении, притягивая мой взгляд, как магнит. И тут я ловлю себя на том, что наблюдаю за ней. Наблюдаю, как она покачивает бедрами и встряхивает волосами под дрянные баллады. Наблюдаю, как подол ее платья задирается вверх по заднице, когда она наклоняется над стойкой, чтобы поговорить с официантом. Даже когда она сидит в тени, вертя соломинку в своем джине и с кривой улыбкой наблюдая, как Дон и Амелия танцуют под медленные песни, она заставляет меня наблюдать за ней.

Слишком легко забыть, что она шлюха, охотящаяся за золотом.

Я замечаю, что она тоже наблюдает за мной. Я чувствую это, когда ее тяжелый взгляд скользит по моей спине, пока я разговариваю с Касом или Бенни. Я сжимаю кулаки и пытаюсь сосредоточиться на том деловом дерьме, о котором они болтают, но это почти невозможно, когда ее смех доносится из-за моего плеча, или она, покачиваясь, проходит мимо, и я улавливаю ее аромат ванили и жевательной резинки.

Когда это становится невыносимо, я выхожу сюда покурить, чтобы убежать от нее. И все же я такой жалкий, что не могу не надеяться, что она последует за мной.

Лунный свет прокладывает дорожку по морю, которая проливается на береговую линию и на мои ботинки. Поздний ночной ветерок — желанная прохлада, он пробирается за воротник моей рубашки и охлаждает разгоряченную кожу. Щелчком запястья зажигалка Зиппо в моем кулаке оживает, и я подношу пламя к новой сигарете.

Я почти на исходе.

Тень пересекает залитый лунным светом песок, и фигура в костюме, которой она принадлежит, останавливается рядом со мной.

— Я не видел, чтобы ты так много курил с похорон.

Делая долгую, столь необходимую затяжку, я выдыхаю облако дыма в небо и передаю пачку Рафу.

— Стресс.

— Хм, — он берет сигарету и зажигает ее. — Ты потратил девять лет, сопротивляясь желанию надрать всем задницы. Девять лет в качестве босса компании с оборотом в миллиард долларов, где ты не можешь избавиться от своих проблем, похоронив их на глубине шести футов, — он делает паузу, чтобы затянуться. — И все же за девять лет я ни разу не видел, чтобы ты курил.

— Да, но прошло девять лет с тех пор, как я проводил на побережье больше чем пару дней. Я удивлен, что до сих пор не перешел на крэк.