Анонимные грешники
Шрифт:
И с этими словами он направляется обратно по пляжу к бару, оставляя меня одного на берегу со всеми моими грехами.
Глава пятнадцатая
Я просыпаюсь до восхода солнца, когда толстая рука Альберто пригвождает меня к кровати, как якорь. Его несвежее дыхание от виски щекочет изгиб моей шеи болезненными, ритмичными волнами. Каждая
Меня подташнивает, и я знаю, что это не только потому, что вчера вечером я перебрала с джином и тоником. Выбираясь из-под тяжелых конечностей Альберто, я бросаю взгляд на часы на его запястье. Сейчас едва пять утра, а я все ещё не сплю, беспокойство и неуверенность бурлят в моих венах.
Остановившись в дверях, чтобы бросить осторожный взгляд на Альберто, я выскальзываю из комнаты и спускаюсь на кухню. Затем я наливаю себе стакан холодной воды из холодильника и прислоняюсь к раковине, наблюдая за первыми лучами света, пробивающимися над океаном через кухонное окно.
Я беспокоюсь, что сегодня не увижу своего отца. Черт возьми, я беспокоюсь обо всем. О том, что Альберто снова встречается со своим адвокатом, и о том факте, что я до сих пор не знаю, что он планирует. Прошлой ночью я была на задании выяснить это, но случайно… отвлеклась.
Делая медленный, глубокий вдох, я кручу шеей в стороны, но это никак не помогает ослабить напряжение в моей спине. Мне нужна разрядка. Тем не менее, единственная отдушина, которая у меня есть — это Анонимные грешники.
И, очевидно, сейчас это выходит за рамки дозволенного.
Сделав ещё один глоток воды, я смотрю поверх края стакана на океан. Ленивые волны набегают на берег и так же медленно отступают. Оно выглядит спокойным и невозмутимым, в то время как я взволнована и разгорячена.
С непристойной мыслью, проносящейся в моем мозгу, я выливаю остатки воды в раковину и бегу обратно вверх по лестнице. Вместо того чтобы повернуть направо, в крыло Альберто, я направляюсь налево, в свою гардеробную, и направляюсь прямиком к шкафу. Меньше чем через три минуты я спускаюсь по лестнице в спортивных штанах, под ними бикини, а под мышкой полотенце.
Пробираясь по дому, я поражаюсь царящей в нем тишине. Обычно вокруг всегда кто-то шныряет. По коридорам постоянно разносится шум — негромкое бормотание вездесущих охранников, горничные пылесосят несуществующую пыль. Сам Альберто, выкрикивающий требования пугливым официантам. Но этим утром спокойствие подобно глотку свежего воздуха.
Я почти сожалею о своем импульсивном решении в тот момент, когда выхожу из дверей патио и мои босые ноги погружаются в песок. Здесь холодно. Ледяной холод обжигает мои щеки, пробирается в рукава и за воротник. Но я заставляю себя не обращать внимания на стук своих зубов и тихий голосок в моей голове,
Там для меня нет утешения.
Вместо этого я срываю с себя спортивные штаны, как пластырь, и бреду навстречу волнам. Приближаясь к береговой линии, я перехожу на бег, потому что знаю, что если сбавлю скорость, то остановлюсь, а если остановлюсь, то никогда не смогу погасить жар, разливающийся по моим венам.
Я задыхаюсь, когда вода достигает моих лодыжек. Чертовски близко к удушью, когда он прижимается к моей груди, образуя ледяной коготь вокруг моих легких и не давая мне делать ничего, кроме коротких, затрудненных вдохов. Это обжигает мою кожу, как обморожение, но я продолжаю идти, пока полностью не погружаюсь в воду и не борюсь с течением длинными, сильными гребками.
Именно мама научила меня плавать. Годы спустя она сказала, что ей было так горько, что моему отцу пришлось учить меня всему остальному — кататься на велосипеде, разводить огонь, строить укрытие из выброшенных дров, и она тоже хотела передать этот навык мне. Она отвела меня к озеру возле нашего домика, усадила в лодку и вывезла на середину воды. Прыгай, сказала она, прежде чем сложить руки на груди и выжидающе уставиться на меня.
Я рассмеялась. Мама была известна своим чувством юмора. Но когда она не улыбнулась, я поняла, что она не шутит, и паника начала охватывать меня, я потянулась за веслами, чтобы грести обратно к берегу, но она твердой рукой усадила меня обратно на скамью в лодке.
Прыгай, повторила она. Потому что, когда ты прыгаешь, ты обретаешь свои крылья во время падения.
Я взглянула на своего отца, который нервно топтался на берегу, сжимая в руках спасательный круг. Я проглотила страх, подступивший к моему горлу, сжала кулаки и прыгнула. Не потому, что я думала, что чудесным образом смогу летать, а потому, что я знала, что если я упаду и не смогу подняться, мои родители всегда будут рядом, чтобы спасти меня.
Я в долгу перед ними за то же самое. И хотя я не смогла спасти свою маму от рака, я чертовски уверена, что спасу своего отца от Альберто Висконти.
Когда мои легкие начинают болеть, я прекращаю плыть и переворачиваюсь на спину, позволяя волнам нести мое тело. Небо начинает бледнеть, превращаясь из темно-серого в светло-голубое, и мне интересно, как долго это продлится, прежде чем разразится дневная гроза.
Дыша низко и медленно, я на мгновение закрываю глаза и прислушиваюсь к крику журавлей, кружащих над утесами в поисках утренней добычи. Я понимаю, что улыбаюсь. Это приятное ощущение. Я чувствую себя свободной. Хотя я не могу сбежать с побережья, как всегда хотела, по крайней мере, мой разум может, хотя бы на несколько минут.
Безмятежность длится некоторое время, мой разум ясен, как небо надо мной, мое сознание невесомое, как мое тело в океане.
Но когда над Бухтой сгущаются темные тучи, вместе с ними приходят и мрачные мысли. Одна особенно мрачная мысль — Анджело Висконти.
Нет, нет, нет.
Но уже слишком поздно. Его образ появляется, полностью сформировавшийся, под моими веками. Я чувствую жар его тела, прижатого к моему, чувствую тяжесть его напряженного члена между своих бедер.