Аншлаг в Кремле. Свободных президентских мест нет
Шрифт:
СССР распался. Республики превратились в самостоятельные государства, но громадные территории России не пропали. Зачем я пересказываю страницы советских учебников истории? А затем, что уверен: внутренняя энергетика великой страны сохранилась. Отсюда, задача признать эту энергетику исторической данностью. Россия «приговорена» быть Великой страной. Иного не дано. При чем здесь имперские амбиции? Просто надо соответствовать своим масштабам и месту на географической карте мира. В чем наше величие? В прогрессирующей экономике, военной мощи, которую надо возвращать и неважно, в каком виде, призывной армии или армии профессиональной? Армии, способной защитить громадную территорию и ресурс для оказания помощи слабым, страдающим от однополюсного мира, странам? Ничего подобного! История подарила России необъятность пространства, поэтому ее называют великой. И лидеры Советского
«Понимает ли это президент?»— думал я в начале того, далекого уже теперь 2003 года. И сам себе отвечал: «Хочется верить, что понимает». Имеет ли он сопротивление этому своему восприятию роли России внутри страны? Увы, имеет. И достаточно сильное.
Реформа армии идет трудно? Преобразованиям мешает консервативное военное руководство? И да, и нет. Прежде всего, этому мешает недостаток средств. В свое время, когда Горбачев впервые произнес вслух «крамольную» фразу: «Зачем нам столько оружия?», армия, и особенно, ВПК насторожились. Они еще не поняли, что наступают другие времена. Но горькое предчувствие зашевелились в душе. Горбачева армейская верхушка не любила. И эта нелюбовь была логичной особенно после пересмотра военной доктрины. Произошло сокращение объемов финансирования предприятий, выпускающих вооружение, запущена в действие конверсионная программа. Иначе говоря, перевод военных заводов на выпуск гражданской продукции. Все это, по замыслу авторов, должно было привести страну к процветанию. Военное лобби внутри страны сопротивлялось смене курса, и его неприятие военной доктрины сыграло не последнюю, если не определяющую роль в попытке государственного переворота в августе 1991 года.
А воспоминания под новый, 2003 год не отпускают. На 14–15 ноября 1988 года М. С. Горбачев созвал в Орле первых секретарей ЦК союзных республик, крайкомов и обкомов, членов ЦК и членов Политбюро ЦК КПСС. Основной вопрос: развитие АПК, снабжение страны продовольствием. Естественно присутствовал и председатель Государственного агропромышленного комитета СССР (образованного в 1985 году взамен министерства сельского хозяйства) Всеволод Серафимович Мураховский.
Я в те времена возглавлял журнал «Сельская молодежь». И, честно скажу, приглашение меня на столь солидное совещание, немало удивило. Тем более что в Орел тогда приехали только главные редакторы газет «Правда», «Сельская жизнь» (обе — органы ЦК КПСС) и газеты «Известия».
Так вот, именно в ноябре 1988 года в Орловской области мы увидели первые успехи конверсии. Обличенных большой властью партийцев во главе с генсеком Горбачевым и нас, журналистов грешных свозили на новый молочной комбинат. Все его оборудование было изготовлено на военном заводе, который ранее выполнял заказы по оснащению ракетных комплексов. Комбинат производил ошеломляющее впечатление. Все емкости по производству молочной продукции, масла и сыра были выполнены из современных сплавов. Действовала автоматика. «Сколько же стоит такой завод?» — спросил я у Егора Строева, первого секретаря Орловского обкома КПСС, который на правах хозяина давал пояснения участникам совещания. «Пока дороговато, — ответил Строев, не вдаваясь в детали. — Но зато в эксплуатации он будет безотказен и вечен». Второй секретарь ЦК КПСС Егор Лигачев, присутствующий на этой «экскурсии», мгновенно перехватил инициативу: «Сейчас мы не обсуждаем вопрос рентабельности. Мы показываем вам фантастические возможности ВПК. Это ответ тем, кто сопротивляется конверсии, а таких, даже среди присутствующих, немало. Мы заставим ВПК выпускать автомобили, холодильники, молокозаводы, оборудование для мясокомбинатов, телевизоры, одежду, посуду — все, в чем нуждается наш народ».
Это был жесткий выпад. Но, увы, золотого дождя не случилось. ВПК на дороге конверсии споткнулся уже при М. С. Горбачеве, и еще не состоявшись, начал загибаться, и случилось непоправимое. Сухой закон лишил главного поступления в государственную казну от продажи алкоголя. По замыслу это должна была восполнить конверсия, разворачивание военной промышленности на выпуск товаров народного потребления.
А к 1990 году произошло то, что произошло, и через год прекратил свое существование СССР. Статистические данные горбачевских времен таковы: 78,3 %, промышленности РСФСР работают исключительно на оборону и лишь 21,7 % общего объема производства — гражданская продукция. Иначе говоря, никакой ощутимой конверсии не случилось.
Выяснилось, что с реформой армии происходит нечто малопонятное, то же, что и в недавние времена с конверсией. Сокращение численности армии, перевод ее на профессиональные рельсы требует внушительных затрат. И еще больший вопрос: какая армия дешевле? Уже первый эксперимент с Псковской десантной дивизией вскрыл внезапные препятствия на пути военных реформ. Поток заявлений в армию оказался мифом. Псковская дивизия ВДВ оказалась далеко не сразу укомплектована контрактниками. На $ 250–300 ежемесячного жалованья желающих профессионально служить в «десантуре» не оказалось. Только к 2007 году удалось сделать дивизию полностью кон-трактной, когда общий объем выплат рядовому составу превысил 18 тысяч рублей (около $ 610). Держать же армию, сформированную по нормам призыва, многочисленную и малоподвижную, и невыгодно, и уязвимо с точки зрения обороны.
А вообще-то, строго говоря, сейчас, в 2011-м, не будет лишним еще раз повторить: основная линия разлома, как в обществе, так и внутри власти — отношение к реформам, как таковым. Так я думал на исходе памятного для меня 2002 года, так продолжаю думать и поныне.
Сегодня можно утверждать, что две ветви власти едины. И возникающие разногласия есть не более чем игровой атрибут, должный убедить, что в нашем парламенте иногда тоже спорят. А значит, демократические процессы, якобы, существуют и продуцируют. И всякие намеки, что Государственная Дума постепенно превращается в Верховный Совет советских времен — не более, чем вымысел и злопыхательство тех, кто не желает разглядеть реформаторскую суть Думы. Разумеется, можно говорить, что угодно. Но факты — упрямая вещь. В Думе действует отлаженный механизм лоббирования. И создателем, «сотворителем» этого механизма является президентская Администрация и лично Владислав Сурков, первый заместитель ее руководителя. О его деловых и человеческих достоинствах мы поговорим позже, но заметим, что в разработке тактики лоббирования, выстраивании фракций в президентском «строю» он преуспел. Хорошо это или плохо? Отчасти хорошо. Нет такой разрушительной стихии, какой был парламент по отношению к президенту Борису Ельцину, практически блокировавший все законодательные инициативы президента. Страну постоянно трясло, и политическая нестабильность превратилась в политическую повседневность, стала правилом политического бытия. Но всякое количество переходит в качество.
Создав практику лоббирования президентских инициатив, администрация президента РФ открыла фарватер, и произошло то, чего следовало опасаться. Лоббирование стало нормой. Ни один закон не проходит нормальной практики обсуждения. Он «продавливается» в парламенте. Почти всегда имеет энергию силового давления через большинство, которое контролирует президентская администрация. Парламент лишился эффекта конструктивной оппозиции, что делает любое обретение законов уязвимым.
Один из главных вопросов: кто вносит проекты законов? Согласно Конституции большинство законодательных инициа-тив исходит от правительства. Нередко (а после президентских выборов 2008 года этот фактор и вовсе активизировался) проекты законов вносит в парламент сам гарант Конституции — Президент РФ. И часть законов рождается непосредственно в самом парламенте, являясь так называемой инициативой снизу.
Хотя, конечно, суть политики неизмеримо глубже интриг, окружающих ее, и даже составляющих ее плоть. Интрига, как правило, явление тактическое, обеспечивающее успех сейчас и здесь. Политика — действие долгосрочное. Она всегда прерогатива стратегии. Центральная власть предшественника Владимира Путина ослабевала на глазах, в точности соответствуя состоянию здоровья первого властелина новой России. Поэтому первые шаги второго российского Президента были приняты обществом, как здравые, укрепляющие роль государства на реформаторском поле.
Не желая иметь власть губернаторов в Совете Федерации, Путин получил власть олигархов, полагая, что с ними ему легче будет столковаться.
Почему Владимир Владимирович поступил так? Понимал, что губернаторы болезненно примут создание округов с контрольными функциями по отношению к региональной власти. И поэтому убирает губернаторов из Совета Федерации, а, значит, ликвидирует оппозиционное ядро. Иными словами, по отношению к губернаторам Путин занял иную позицию, нежели Ельцин.