Антигона
Шрифт:
— Ты вся сверкаешь, — проговорила я.
— Ты тоже, — ответила Исмена, — это музыка проникла в нас.
К. кашлял, сидя на земле, у самых корней вишневого дерева. Он был бледен и измучен. Мы помогли ему встать на ноги и отвели в дом.
— Ты был неосторожен, — упрекнула его Исмена. — Ты дал нам счастье, но пел слишком долго.
В перерывах между приступами кашля на губах у К. появилась слабая, но счастливая улыбка.
— Разве можно остановить мгновение счастья, — прошептал он, — разве можно его измерить?
VI. СРАЖЕНИЕ
Город полнился слухами. Полиник с союзниками выступил, он идет к Фивам, и армия отправляется ему навстречу. Гемон
— Меня не будет несколько дней, — объявил он мне наконец. — Надеюсь, скоро вернусь.
Я знала, что он отправляется в поход вместе с Этеоклом и расспрашивать его не надо. После ухода Гемона К. предложил мне посмотреть с одной из сторожевых башен, как выходят из Фив Этеокловы когорты.
Первые проблески утра принесли с собой грохот приближавшегося войска. Фаланги двигались во всем блеске фиванского оружия. Между двумя фалангами — десять вооруженных девушек, которых окружавшие их мужчины поклялись защищать, пока живы, до самой смерти. Латы на них облегченные, но девушки обучены владеть оружием так же, как мужчины, и столь же ловки; до гибели Иокасты я мечтала стать одной из них. Гемон шел во главе второй фаланги. Это — гвардия, и, несмотря на ужас, который охватывал меня перед этой войной, им, крепким, как молодое дерево, я гордилась. Сердце у меня сжималось — это прощание разрывало мою душу, но мужские шаги, эхом отдававшиеся между домами, приводили меня в необъяснимое смятение: все эти мужчины вместе создавали единое, действующее в едином ритме тело, и железо звенело так дерзко.
За пешим строем двигалась Этеоклова конница, сам он — в центре, бесстрастный и всюду поспевающий взглядом. За конницей — пращники и длинная череда колесниц. Мне бы никогда и не представить подобное развертывание сил, никогда я не видела столько вооруженных мужчин.
— И все это против Полиника? — спросила я в ужасе, обернувшись к Исмене и к К.
— Против Этеокла столько же, — ответил К., и Исмена согласно кивнула.
И тут мне стало ясно, что оба наши брата и Гемон идут не просто сражаться друг с другом, они хотят погибнуть от рук друг друга. Мысль, что их прекраснейшие тела, которые я ласкала, будут отданы на милость битвы, что обоих может ранить, что движущийся этот поток может раздавить их, что над ними возьмет власть буйная мощь железа, причиняли мне страдание. Я, кажется, возненавидела всех этих самцов, чьи мысли и тела в безумии своем устремлены к убийству. Но из-за тайного противоречия мне хотелось бы быть там, с ними. Да, реши только мои братья примириться, я, непонятная Антигона, была бы горда взять оружие и вместе с ними в самом сердце священных крепостных укреплений защищать в железной фиванской стене мой город… да, мне бы хотелось этого.
Через несколько дней ко мне пришел один богатый торговец сделать заказ на скульптурные барельефы. Он привез с собой мраморные плиты, деньги и попросил исполнить статую Зевса. Бог виделся ему молодым, грозным, мечущим громы и молнии.
— Как же быть, — не подумав, произнесла я, — чтобы создать представление о Зевсе нужно по крайней мере вырубить из мрамора гору?..
Вопрос мой насмешил торговца, которому дела нет до Зевса, — скульптура должна быть просто такой, чтобы ее купили. Но тут он вспомнил, что я Этеоклова сестра, и пожалел, что засмеялся, мне тоже стало неловко, что я высказалась столь необдуманно. На помощь пришел К.:
— Попроси ее лучше сделать обрамление для дворцовых дверей с фигурками детей и цветами. У тебя его сразу же купят.
Торговец согласился: он был счастлив, что сделал заказ сестре царя.
Дни шли за днями, из войска не было вестей, время казалось нескончаемым,
— Креонт будет говорить с тобой о Гемоне, перед его уходом с войском у них состоялся трудный разговор. Будь осторожна, Креонт — из заговорщиков и любителей удовольствий и, как все подобные люди, жесток. Он не показывал этого, но ненавидел Эдипа, теперь — твой черед. Он позволяет Этеоклу множить фиванскую мощь, а сам не вмешивается — ждет.
— Чего?
— Гибели наших братьев, Антигона.
Тщетно я пыталась приучить мой ум ко всем этим расчетам и ненависти.
— У Креонта, — продолжила Исмена, — только одно слабое место: он любит сына. Тут-то ты и встала у него на дороге — ему не вынести, что Гемон тебя любит.
— Но Гемон меня едва знает, а Креонт не знает вовсе.
— Гемон любит тебя, Антигона, потому что ты настоящая, до сумасшествия настоящая, и одного твоего присутствия достаточно, чтобы почувствовать, кто не настоящий. А Креонт, при всей его ловкости, не настоящий. Гемон понял это, когда говорил с ним о тебе, и они расстались, почти рассорившись. Креонт во дворце, он ждет тебя, будь осторожна.
Исмена удалилась, грациозно ступая, и все, кто встречал ее, улыбались.
Креонт пригласил меня сесть подле него и указал на дверь, выходившую в сад.
— Исмена сказала, что ты исполняешь мраморное обрамление для этой двери.
— Одна сторона закончена.
— Ты не теряла времени — я не знал за тобой такого таланта, да, по правде сказать, я почти ничего о тебе и не знаю. Кажется, ты избегаешь меня, и это странно, ведь я — твой дядя и я очень любил Иокасту.
— Моя мать отвечала вам тем же.
На мгновение лицо Креонта прояснилось, но взгляд его быстро потемнел.
— Меня убеждают, что ты, Антигона, хитра, и мне кажется, люди эти не ошибаются, но Гемон этого не понимает.
Я молчала, разглядывая через дверной проем высокие красные цветы: точно такие же росли тут и раньше — я часто вижу их во сне.
Креонт предложил мне выйти с ним в сад; сначала мы молчали: шли, думая о Гемоне, Иокасте, которая так любила ухаживать за цветами. Сад разросся, стал роскошнее, чем прежде, но исчезли те тончайшие цветовые сочетания, которые были при маме.
— Почему ты не осталась у Исмены? — спросил, наконец, Креонт. — Могла бы и во дворце жить. Не кажется ли тебе, что устроить себе жилье в крестьянском доме, в самом бедном квартале, одеваться, как ты одеваешься, — все это несколько чересчур, и вся эта преувеличенная простота — не более чем скрытая критика того, что нужно для престижа Фив и царской семьи.
— Дом этот решил предоставить мне Этеокл.
— Этеокл ни о чем, кроме войны, не думает, все остальное ему безразлично. Разве прилично, что он позволяет моему сыну Гемону, второму человеку в войске, ежедневно приходить к тебе и заниматься черной работой?
— Я ничего у него не просила.
— Вот в этом-то и есть твоя хитрость: чем меньше ты просишь, тем больше он тебе дает. Разве ты не знаешь, что, перед тем как покинуть Фивы, Гемон сообщил мне о своем желании жениться на тебе?