Антология осетинской прозы
Шрифт:
Не многие, даже из числа тех, кто долгие годы работал вместе с Дзамболатом, отваживались так по-свойски, чуть ли не панибратски говорить с ним. Бексолтан — да. Может, его смелость шла от того, что он знал расположение Дзамболата к нему.
— Ты прав, Бексолтан. Прав, к сожалению. Как ни горька правда, но подсахаривать нельзя. Ага, точно ты сказал: быть волом одному в борозде — непосильно трудно. А тут еще и палки суют в колеса…
Как многоопытный врач по отдельным симптомам безошибочно распознает характер опасной болезни, так и Дзамболат по нечетким признакам,
Дзамболат при всем желании не мог быть удовлетворен состоянием дел в республике. Особенно неблагополучное положение создалось в сельском хозяйстве. Надо было докопаться до дна, выявить причины, тормозящие рост сельского хозяйства. Думая о том, на кого ему опереться в своих поисках, он наряду с несколькими товарищами остановил свой выбор на Бексолтане. Он искрение считал первого секретаря Тагардонского райкома партии одним из наиболее толковых партийных работников. Деятелен, энергичен, напорист. Есть хватка хозяина. Но все-таки что-то настораживало Дзамболата. Ах, если на то пошло, то кто без недостатков? Искать друзей-единомышленников, лишенных недостатков, без единого изъяна — значит, остаться одним в поле воином…
— Хотел бы посмотреть поля, — сказал Дзамболат и, помолчав с минуту, добавил: — И с народом поговорить…
— Пожалуйста, — с готовностью ответил Бексолтан, точно и он хотел предложить то же самое. Оба сели в «ЗИМ». Шофер Бексолтана Пугач на «Победе» жался к «ЗИМу», как жеребенок к кобыле. Бексолтан указывал дорогу пожилому шоферу Дзамболата: поверни здесь, остановись там… По выражению лица Первого он видел, что тот доволен, раза два даже не сдержался и одобрительно закивал головой, когда проезжали мимо кукурузных плантаций колхоза «Иристон».
В одном месте Бексолтан попросил остановить машину. Выйдя из нее, подошел к своему шоферу Пугачу.
— Слушай внимательно. Скачи прямиком в райисполком. Если Майрам сидит — пусть тут же встанет, если стоит — пусть больше не садится: вези его к нам. Объяснишь Дзарахмету, что к нам пожалует сам Дзамболат. Включишь и Мисурат. И ты оставайся там, поможешь. Чтобы к четырем часам все было готово. Сегодня мой день рождения. Ясно?
— Повторять не надо.
— Тогда — вперед!
Ближе к полудню «ЗИМ» подкатил к полевому стану первой бригады колхоза «Иристон». Асламбег, учетчик бригады, сидел в красном уголке и щелкал на счетах. Заслышав характерный приглушенный шум мотора легкового автомобиля, сразу смекнул, что приехало какое-то начальство. Торопливо записал показания костяшек в тетрадь и поспешил встретить.
Дзамболат поздоровался с ним за руку. Его примеру
— Учетчик бригады. Плюс вожак комсомола колхоза.
— Молодец, — почему-то похвалил его Дзамболат.
Полевой стан был расположен на возвышении. Невдалеке протекал приток Тагардона. Место для стана было выбрано удачно. Только вот сам стан… Стены облупились, в глубоких выщербинах обнажился саман.
— Ваш стан, случайно, не попал под артобстрел. Он у вас плохо вписывается в пейзаж, — весело сказал Дзамболат и окинул взглядом потупившегося юношу. «Не позавидуешь девушке, безответно влюбленной в этого гвардейца. Высок, статен, широк в плечах. Взгляд — орлиный. И смущение тоже украшает его», — подумал он, а вслух спросил:
— Давно секретарствуешь, Асламбег?
— Первый год.
— Чей ты доблестный сын, говоришь? — Дзамболату определенно понравился этот паренек.
— Бердзенов. Дзамболат, на наш стан, действительно, без слез нельзя смотреть, но он гостеприимен… Входите, пожалуйста.
Стан внутри был чисто прибран. Дзамболат оглядел оформление красного уголка. На стенде кнопками прикреплен большой лист бумаги с показателями работы бригады. Высоко на стене, чуть ли не под самым потолком цветные портреты Ленина и Сталина, под ними висела карта с надписью: «Великие стройки коммунизма».
Дзамболат и Бексолтан сели рядом за длинный стол, накрытый красной материей не первой свежести.
— Ну, чем похвастаешься, учетчик?
Асламбег остался стоять. Пожал плечами.
— А нечем…
— Что так? Скромничаешь: кукуруза даже очень хорошая, — Дзамболат повернулся к Бексолтану, словно призывал того в свидетели.
— Ряды сильно изрежены. На гектар приходится не более тридцати тысяч растений.
— Не при прополке ли так изредили?
— Да нет. Слишком рано посеяли. А тут ударили холода… На других же участках сев начали с большой задержкой. Где уж тут быть густоте…
Дзамболат недоуменно глянул на Бексолтана, тот поморщился и недовольно заметил:
— Обыкновенная халатность. Медвежья неповоротливость.
— Не очень-то развернешься, если в борозде ходят всего-навсего два трактора. И те час работают, день стоят, — с некоторым вызовом сказал Асламбег и скрестил руки на груди.
— А сколько у бригады было гектаров весеннего клина? — спокойно, почти ласково спросил Дзамболат, своим голосом как бы призывая парня не горячиться.
— Пятьсот гектаров. Из них триста сорок кукурузы.
Дзамболат прикусил нижнюю губу, задумался, что-то прикидывая в уме.
— Немало. Но организуй вы двухсменную работу, могли управиться гораздо быстрее…
— Да техника же никудышная, товарищ секретарь обкома. Тракторы разваливаются на ходу, а запасных частей нет. Спасибо отцу… он работает кузнецом в колхозе, ухитрялся подсоблять механизаторам. Но в колхозной кузне детали не выточишь. И с культивацией проморгали, по той же самой причине — как успеть тяпками прополоть такие площади. Бурьян же прет не по дням, а по часам — глушит всходы.