Антология осетинской прозы
Шрифт:
— Ого, бычка принесла! Посыпь-ка его солью, тогда мать лучше оближет. Вот так…
— Потуши свет! — испуганно сказал сын. Отец затоптал солому. В темноте было слышно тяжелое дыхание коровы и причмокивание теленка. Только родившись, он принялся сосать — хороший знак!
Через час мужчины вышли из хлева. Осенняя ночь была на исходе. Ветер разогнал туман, и теперь над их маленьким пастбищем в бледнеющем небе, как огоньки, мерцали бессчетные звезды.
Старый пастух глянул в сторону села. Пожар затихал. Он горько вздохнул. Прежде в той стороне был его дом, а теперь за ущельем, за черным ночным лесом таилась смертельная опасность.
— Как ты думаешь,
— Кто может сказать? — ответил Ораз. — Может, они и не знают, что здесь ферма. Может, не решатся идти через лес — партизан побоятся…
Они вошли в хибарку и прилегли на соломенные тюфяки, но не успели заснуть, как в дверь постучали.
— Кто там? — дрожащим голосом спросил Карабаш, никто не отозвался.
— Кто там? — спросил Ораз, поднявшись с постели и обнажив кинжал. Ответа снова не было. Ораз отворил дверь. На пороге в предутренней мгле стояли двое. Оба путника были в рваной осетинской одежде, изможденные и усталые.
Хозяева пытались заговорить с незнакомцами по-осетински, но они не отвечали. Жестом Карабаш пригласил их войти.
Зайдя в хибарку, гости устроились на соломе. Карабаш поделился с пришельцами едою.
— Были в плену у немцев, удалось бежать. Ищем партизан, — сказал на ломаном русском языке один.
Пастухи с трудом понимали его речь.
— Мы не партизаны. Мы не знаем, где партизаны, — втолковывал гостям Ораз. — Кто их знает, что за люди, — вполголоса сказал он по-осетински отцу. Время сейчас такое, что никому нельзя доверять.
Поев, пришельцы собрались уходить. Днем им опасно здесь оставаться, объяснили они. Будут прятаться в лесу, искать партизан. Они вышли и словно растворились в предутренних сумерках. Старик долго глядел им вслед, и казалось ему, что они вовсе не ушли, а лишь притаились и теперь высматривают что-то, укрывшись за деревьями. Карабаш долго стоял возле хлева, не слышно было ни шороха, только скот жевал жвачку. Осторожно ступая, будто боясь нарушить тишину, старик заглянул в коровник. Пеструха замычала, узнав хозяина. По звукам Карабаш определил, что она все еще вылизывает своего теленка. Медленно вернувшись в хибарку, сказал:
— Недолго осталось до света. Надо бы поспать, сынок.
И они забылись в тревожном сне.
Разбудили их незнакомые лающие голоса. На площадке перед фермой стоял большой грузовик защитного цвета. Солдаты в темно-зеленых шинелях, в сапогах с короткими и широкими голенищами суетились в хлеву. Ораза и Карабаша вытолкали из мазанки прикладами. Карабаш приготовился к самому худшему. Он старался высоко держать голову и сохранять достоинство. Вид его показался, видимо, веселым немецким солдатам комичным. Они шутили, говорили ему что-то, смеясь. С громкими криками загоняли скотину в кузов грузовика. Наконец скот был погружен, немцы столпились возле машины. Офицер отдал команду — двое подошли к Оразу и, подталкивая, заставили влезть в кузов. Машина тронулась. И едва она, тяжело переваливаясь на ухабах, исчезла из виду, силы покинули одряхлевшего разом Карабаша. Он опустился в изнеможении на землю, и сколько времени пролежал он так, не помнил.
Из хлева доносилось слабое мычание теленка, но он его слышал как во сне. Наконец, будто очнувшись, он поднял голову. Как пьяный, шатаясь, поднялся и побрел к распахнутым дверям. Видно, немцы не заметили теленка в соломе, и теперь он жалобно мычал, призывая мать. Старик подошел к нему — теленок потянулся розовыми губами. Карабаш сунул ему в рот краешек полы своей старой шубы, и тот усердно зачмокал.
Не раз доводилось Карабашу обманывать телят, когда на
Когда ум бессилен, когда чувства оглушены горечью утрат, сердце подсказывает человеку, как быть ему дальше. И вот теперь, разбитый бедами и несчастьями, старик задумчиво сидел и прислушивался к голосу своего сердца. Перед глазами проходили картины всей его долгой жизни. Ничего плохого не сделал он людям, и совесть его в этот печальный час чиста. Прямой была его дорога, как борозда, проведенная верной рукой пахаря…
Старик озабоченно сунул палец в рот теленку: «Рот остывает, похоже, что умрет он». Ему и самому-то есть теперь нечего… Но все-таки Карабаш направился к ближнему дереву — набрать листьев, для теплой подстилки. Он торопливо ломал желтеющие ветки, как вдруг до слуха его донеслось далекое мычание. «Почудилось», — подумал старик. Но вот снова раздался рев, ближе и явственней. Глаза старика заволокло слезой — он узнал голос своей коровы. И вот из кустов показалась Пеструха с обрывком веревки на шее. Как убежала она от немцев? Карабаш поднес к ней уже вялого теленка, выдавил ему в рот молока, и тут, почувствовав знакомую теплую влагу, теленок начал жадно сосать, причмокивая и захлебываясь. Карабаш обнял Пеструху за шею и гладил ее, и говорил ей всякие ласковые слова. И слезы неудержимо лились из глаз и скатывались по его седой бороде.
Вечером снова появились те двое. Старик рассказал им, как сумел, о том, что произошло. Но показалось ему, что чужаков это мало взволновало. Они снова просили его указать им дорогу к партизанам.
— Вдруг устроят облаву в лесу, тогда мы пропали, — говорили они.
Старик не знал, что и ответить. Недоверчиво насупившись, глядел он на них, а гости с аппетитом подбирали его скудные запасы.
— Дада! — позвал детский голосок, и послышались близкие шаги.
Карабаш распахнул дверь — перед ним стоял соседский мальчик Гета. Обрадовался Карабаш, очень любил он этого веселого мальчишку, а весной, когда ребят принимали в пионеры, он с особым старанием повязал на груди у Геты красный галстук. Но Гета ушел за старшими в партизанский отряд. Что же привело его на ферму? Терялся в догадках Карабаш.
Увидев незнакомцев, Гета нахмурился. Едва поздоровавшись, сказал Карабашу:
— Меня дедушка послал к тебе, попросить табаку.
Дед Геты давно скончался, ясно было, что мальчик не хочет разговаривать при посторонних.
— Нам пора, — сказал, поднимаясь, старший. — Спасибо за хлеб-соль. Мы еще придем. Узнай, что мы просили.
И незнакомцы ушли.
— Не верь им, дада, — взволнованно зашептал Гета. — Отец, сказал, что немцы засылают предателей, чтобы найти след партизан.
— Да и сам я заметил что-то неладное, — отвечал старик. — Веришь ли, когда ты подходил, они даже не шевельнулись. А вдруг это были бы немцы?
Он рассказал мальчику о том, что случилось.
— Дада! Не надо тебе здесь оставаться! Пойдем отсюда немедленно! В лес, к партизанам! Иначе не миновать беды!
— У меня на руках корова с теленком. Сам теленок не дойдет, а я слишком слаб, что его донести. Ну, а бросить их я никак не могу. Иди к отцу, скажи: пусть пришлет кого-нибудь мне на помощь, тогда Карабаш придет в отряд.