Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 16. Анатолий Трушкин
Шрифт:
Я понял: нету такой страны, чтобы так уважали мать. Тогда кто я, где я?
А уже у меня ностальгия по Родине, тоска смертная. И тут озарение: «Что я гадаю со страной? Для начала определю хотя бы регион, где нахожусь. Зайду в первый попавшийся магазин. Если на прилавках мяса — бери — не хочу, а фрукты не всех времен года, то я в Центральной Европе. Если фруктов завались, мясо через шаг, а рыба на каждом, то я в Японии.
Захожу в первый попавшийся магазин… захожу во второй попавшийся магазин… Да в любой магазин! Из еды — ничего
Первое ощущение, что еду можно выиграть только по лотерейному билету.
Два национальных продукта — маргарин и соль.
Я понял, что память отшибло навсегда. Где так могут любить маргарин, мне ни за что не вспомнить.
И тут меня осенило по-настоящему. Даже не осенило, а были мне голоса. Сказали: «Что ты мучаешься с регионами? Определи сперва, в развитой ты стране или в неразвитой. Если развитая страна, то любая женщина там — гений чистой красоты. Если государство недоразвитое, то женщина там — друг, товарищ и брат».
Перекрестился, огляделся вокруг — твою мать! Вообще где тут кто? Кто женщина, кто мужчина? Потом смотрю — ага, ага! — женщина помельче, но когда все из одной очереди в другую рысью, то у нее рысь покрупнее. Но конечно, даже с такой рысью она не гений… и даже не друг, товарищ и брат.
Где я? Кто я? Душа разрывается.
И тут еще ото всех бед включился будильник Кашпировского, кинулся в туалет — твою мать! — надо платить — значит, вокруг капитализм.
Ну хоть систему определил! Зашел — там распивают на троих, значит, социализм.
Где я, господи?! Кто я?! За что мне такая доля?
Родина милая, я тебя все равно люблю! Я горжусь тобой!
Погоди, мы вывернемся, только вот у меня с горя опять… с головой что-то.
— Тиха-а! Щас будет говорить пророк.
— Давай! Выведи все как есть, всю правду! Не таи ничего, мы заступимся. Давай, не робей.
— И будет в пятом году война с Японией. Войну мы проиграем.
— Не бреши.
— В четырнадцатом году выйдет нам опять война с немцем. Проиграем и эту.
— Несет чего ни попадя. Пьяный, что ли?.. Тебе сказали: правду говори, а ты чего городишь?
— В семнадцатом вижу реки крови, пойдет брат на брата, русский на русского.
— Вишь, он не в своем уме.
— А которые выиграют бойню, начнут потом уничтожать своих: и матерей, и отцов своих.
— Врача, что ль, позвать?.. Или городового…
— А молиться станут мумии, незахороненному праху. И в жертву ему приносить станут детей своих.
— Вали его, христопродавца! Вали дьявола! Своим судом, ребята! Топчи! Не пророк он! Узнали его. С Якиманки он, мещанин… Сахаров ему фамилия, не то Солженицын. Топчи, слышь! Чего там.
(сценка)
—
— Введи его… Ну?! За старое?
— Аферисты!
— Замолчи.
— Гниды!
— Замолчи сейчас же!
— Коммунисты!
— Та-ак, матом. За это статья есть.
— В гробу я вас всех видал!
— Замолчи!
— Голыми в Африку пушу!
— Замолчи, алкоголик. Сейчас ситуация в стране сложная, переходный период.
— Козлы! Бензина мне и огня!
— Замолчи, тебе говорят.
— Огня мне и бензина! Додрыгались, ящеры!
— Сидоров! Отведи его в камеру. Завтра в ЛТП отправим.
На следующий день те же там же.
— Сидоров, введи его… Ну?.. Что будем делать?
— Пойду я.
— Пойдешь. Вопрос — по какой статье. Что ты вчера нес?.. Аферисты — это кто?
— Соседи.
— А голым в Африку кого?
— Жену.
— А последний час чей пришел?
— Тещин.
— Ловчишь! Ведь ты в гроб обещал загнать.
— Кого?
— Правительство и парламент.
— Где я такой гроб возьму?
— А взял, так загнал бы… Ну, вот что — последний раз прощаю. Заплатишь сейчас за обслуживание и иди на все четыре стороны.
— Я за рубеж рвану.
— Как за рубеж?.. А здесь кто?.. А мы здесь кого?.. Сидоров, у нас там после вчерашнего оставалось что-то, неси сюда… Ну-ка, прими.
— Не могу, нельзя мне.
— Немного можно.
— Нельзя, я контроль теряю.
— Давай-давай, за встречу… Ну, вот. А говоришь: рвану. Кто тебе там поднесет? А здесь все родное: поля, луга, правительство — все, ради чего стоит жить.
— Аферисты!
— Кто?
— Вы.
— Замолчи.
— Гниды!
— Замолчи сейчас же!
— Козлы-ы!
— Сидоров! В камеру его. Завтра в ЛТП отправим.
У меня недавно соседи в кровь подрались, один — Народный депутат, другой — Заслуженный чекист.
Вышли на площадку покурить, Депутат говорит:
— Ну! Не знаю насчет Свободы и Братства, а Равенства дождались — скоро у нас Уголовный кодекс будут применять ко всем слоям без исключения.
Чекист говорит:
— Только не скоро!., и не ко всем… и не у нас.
Депутат свое:
— Скоро Уголовный кодекс будут применять даже к высшим эшелонам власти!
У меня мороз по позвоночнику. Я как вспомню, что высшей власти у нас целые эшелоны, меня знобить начинает.
А Штирлиц даже не дрогнул, говорит:
— Ерунда насчет кодекса, у них все свое: спецаптека, спецкодекс, спецполиклиника, спецкладбище даже.
Это я знал: про спецкодекс. У них раньше как? Угробил людей бессчетно, город называют твоим именем, угробил так себе — улицу, за мелкое хулиганство только пароход.