Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин
Шрифт:
– Ах, Алеша! – возмутилась Мария. – Ну до того ли сейчас господину Калиостро?
Все посмотрели на магистра.
Калиостро закрыл на мгновение глаза, напрягся, потом твердо произнес:
– Папенька согласен. – После этого он тихо попросил: – Теперь уйдите!
Все быстро проследовали к двери, где возник встревоженный Маргадон.
– Ты хотел бросить хозяина? – спросил Калиостро.
– Я подумал – хозяин умер. – Маргадон не спеша оглядел комнату. – А мертвым слуги не нужны… Вы всегда играли чужими жизнями,
– Ты думаешь, что мое призвание – уходить от погони?
– Конечно. Потому что, когда уходишь от погони, ни о чем другом уже не думаешь.
– Ты рассуждаешь как мыслящий человек, – кивнул Калиостро. – Карета готова?
– Конечно, нет.
– Тогда едем! – Калиостро резким движением сбросил одеяло. Как ни странно, под одеялом он лежал в дорожном костюме и сапогах со шпорами.
Он поднялся, сбросил колпак и повязку. Под повязкой оказалась совершенно седая голова. Рана в правой стороне лба зарубцевалась.
– Браво, магистр! – радостно произнес Маргадон. – Теперь я узнаю вас!
Калиостро выглянул в окно: от синеющего вдалеке леса через огромное поле медленно двигалась карета в сопровождении четырех вооруженных всадников.
Калиостро переглянулся с Маргадоном и тихо позвал:
– Жакоб!
Жакоб вздрогнул, поднял голову:
– Я здесь, сэр!
…Он лежал на сеновале, обнявшись с Фимкой. Фимка тоже вскочила, стала поспешно застегивать блузку..
– Мне пора, леди! – сурово произнес Жакоб.
– Но, синьор, но! – запричитала Фимка по-итальянски. – Аморе… – сверкнула глазами, как учил Степан, потом запричитала уже по-русски: – Жакобушка! Останься, сокол. Я тебе ребеночка рожу, заживем как люди.
– Я вернусь! – тихо произнес Жакоб. – Вернусь… принцем.
– А сейчас ты кто? – заголосила Фимка. – Ты и есть принц, Жакобушка!
На глазах Жакоба навернулись слезы, но неведомая сила рванула его и вынесла прочь…
Во дворе Степан держал под уздцы лошадей, запряженных в карету. В карете сидели Лоренца и Маргадон. Жакоб прыгнул на козлы, свистнул. Карета объехала дом, остановившись с тыльной стороны, напротив окна спальни Калиостро.
К Степану подбежал негодующий Федяшев:
– Куда они? Зачем? Почему карету починил, бездельник?
– Бес попутал, – сокрушенно вздохнул Степан. – Прости, барин. Уж так старался, так старался… А вечор с кумом посидел, выпил и… спьяну за час все собрал… Хомо сум, эвон сум – ничто человеческое нам не чуждо!
В этот момент во двор усадьбы въехала карета и четверо вооруженных всадников. Из кареты выпрыгнул офицер, направился к Федяшеву:
– Где господин Калиостро, господа? Имею предписание на его арест…
Калиостро распахнул окно, легко перепрыгнул через подоконник.
Маргадон услужливо распахнул дверь кареты. Через
Калиостро угрюмо смотрел через стекло. Все напряженно молчали.
– Стоп! – вдруг тихо произнес Калиостро.
Карета резко остановилась. Калиостро вышел, сопровождаемый недоуменными взглядами попутчиков, быстро прошел по садовой дорожке и остановился у мраморного постамента, на котором когда-то стояла злосчастная скульптура. Сама скульптура лежала здесь же, неподалеку, привалившись затылком к пеньку… Калиостро в задумчивости подошел к ней, тронул рукой.
Сзади зашевелились кусты. Калиостро резко обернулся и увидел маленькую русоволосую девочку.
– Дедушка Калиостро, – тихо сказала она, – а вы правда мою бабушку оживлять будете?
– Ты кто? – спросил Калиостро.
– Прасковья Тулупова…
Калиостро вздрогнул, потом вдруг широко и весело улыбнулся, поднял девочку на руки.
– Магистр! – не выдержал Маргадон, выглянув из кареты. – Магистр!..
Калиостро даже не повернул голову в его сторону. Из кустов появился запыхавшийся художник Загосин.
– Ваше сиятельство, – пробормотал он, явно стесняясь, – будучи местным жителем и имея пристрастие к живописи, покорнейше бы просил оказать честь и позволить написать ваш портрет… Ежели бы у вас выдалось свободное время… Разумеется, не сейчас…
– Отчего ж не сейчас? – пожал плечами Калиостро.
– Благодарю! Сердечно благодарю! – разволновался Загосин, не веря в такую удачу. Он стал поспешно устанавливать мольберт, смешивать краски.
Калиостро водрузил девочку на пьедестал, сам присел рядом.
Маргадон печально посмотрел на хозяина, закрыл дверь кареты. Карета тронулась и поехала прочь по дороге…
Со стороны усадьбы появилась толпа людей, сопровождаемая офицером и солдатами. Увидев Калиостро и художника, толпа нерешительно остановилась. Офицер подошел к Калиостро, отдал честь, что-то тихо сказал ему. Калиостро умиротворенно кивнул, что-то тихо ответил, сделал знак офицеру, приглашая присесть рядом. Офицер, подумав, согласился.
Постепенно все жители усадьбы, включая Федяшева, Марию, тетушку, Степана и Фимку, обступили Калиостро и пьедестал, на котором улыбалась крохотная Прасковья Тулупова.
Счастливый художник вдохновенно наносил их лица на холст.
Неторопливый доктор, стоявший чуть поодаль, вдруг повернулся неизвестно к кому и произнес:
– В тысяча семьсот девяносто первом году Джузеппе Калиостро вернулся на родину в Рим, где неожиданно сдался в руки правосудия. Суд приговорил его к пожизненному заключению. Лоренца навещала его. Незадолго до его смерти она передала ему рисунок неизвестного художника, присланный из России. Кто был изображен на сем рисунке и что означали эти люди в судьбе великого магистра, историкам так и не удалось установить.